Теплая ладонь Кавьяра скользнула по моему бедру. Я стиснула зубы, утыкаясь лицом в подушки.
Клио сжал мою кожу, больно щипая, и, наконец, кончил.
«Ничего не случилось, — убеждала я себя, едва ли осознавая, что на самом деле это паника, это психологический надлом. — Я просто переспала с парнем… мужчиной… Господи… я переспала с психопатом. Нет. Стоп. Это не моя вина… Не моя…».
Конечно, я не хотела даже мысленно позволять себе унижаться перед греком, однако понимала, что теперь он будет иметь надо мной не только физическую власть, теперь он сломит меня психологически. Наверняка…
Кавьяр слез с меня очень медленно и не спеша освободил вначале ноги, затем, оседлав, снял кляп и наручники. Во что превратились кисти рук и лодыжки, я даже знать не хотела. Так же, как не изъявляла желания смотреть насильнику в глаза. На душе не было мерзко, нет. На душе была зияющая черная пустота.
Кавьяр не церемонился и сам перевернул меня на спину, принявшись осматривать шов на животе.
— Нитка лопнула, — цокнул он, проведя пальцами по болезненно-чувствительной коже, рядом с бугристой раной. — Сейчас вызову Марио.
Он поднялся и, натянув штаны, направился к двери.
— Ты чудовищен… — безэмоционально проговорила я греку вслед.
Он остановился и, оглянувшись, улыбнулся.
— Скажешь это, когда сдашься. Я с удовольствием буду ловить твои стоны, шлюха, — отчеканил мужчина и, скользнув по мне взглядом, добавил: — Тебе бы рану зажать — кровоточит.
— Ты… — совершенно теряя рассудок, выплюнула я, сползая с кровати и прикрывая живот простыней.
Скучающий вид Кавьяра так сильно изумлял и угнетал меня, что я готова была наброситься на него, если бы не звон в ушах и головокружение.
— Это все? — почти зевнул Клио. — Теперь сядь и жди доктора.
Что я могла ответить? Никакие обвинения и оскорбления должным образом не цепляли Кавьяра. Мне оставалось лишь бессильно стискивать кулаки, представляя Кавьяра, растерзанным койотами или растоптанным катком. Легче не становилось и, вероятно, никогда не станет. Будет только хуже, пока я не сдохну, как бездомный пес…
Позже я прилегла и погрузилась в нечто отдаленно похожее на сон, но он был таким зыбким и поверхностным, что вскоре я встрепенулась.
— Пить… — сипло сорвалось с моих пересохших губ. — Дайте… воды…
Но никто не отозвался, что означало — я осталась одна. Приподняться мне стоило огромных усилий. Голова сильно кружилась, а тошнота подкатывала и подкатывала…
В конце концов я оказалась на полу, больно шарахнувшись лбом о ребро тумбочки. Так и не успев добраться до туалета, меня стошнило прямо в спальне и, тяжело дыша, я отодвинулась от «места происшествия».
Но пить захотелось больше прежнего. Я подобрала под себя ноги и, ухватившись за край матраца, встала. Странно, но в вертикальном положении мне стало легче. Или это потому, что мой желудок освободился? Хотя не было от чего освобождаться — я не ела уже бог знает сколько времени.
В ванной я долго не решалась посмотреть на свое отражение. Склонившись над раковиной, я прямо из-под крана пила воду, ассоциируя себя с загнанной лошадью. Как-то не так работал мой мозг. Я чувствовала внутри болезненную отрешенность и пустоту, словно из меня высосали все жизненные силы. От былого веселья и оптимизма не осталось и следа. Впрочем, мне это лишь казалось, потому что, прислушавшись к себе повнимательнее, я поняла — как бы там ни было, а умирать не хочется. Разве это не оптимизм?
Где-то есть люди, у которых нет будущего только потому, что обстоятельства сложились против них. Они страдали и не имели не малейшего шанса на существование. Будто этим несчастным отказали в праве на жизнь. Бездомные, инвалиды, смертельно больные — можно перечислять до бесконечности. Так почему тогда я должна сожалеть о своей участи? Меня просто используют и вышвырнут, но это конечно в лучшем случае. В худшем…
Нет, смерть — это не худшее, это подарок свыше после того, что может случиться в моей нынешней жизни.
Я подумала, что мне плевать на мнение того же Марио, неусыпно за мной наблюдающего. Ведь док никогда не поймет милосердного отношения к окружающим, которое заложено в нормальных людях. Кто-то считал меня истеричной, кто-то решил, что я избалована. Плевать. Кавьяр начал эту игру, и ни за что в жизни мне не забыть всего того, что со мной происходит здесь. Это должно обернуться трагедией, и я все понимала.