— Ты еще здесь? — немного удивился он и опустился на диван.
Прикуривая, грек поглядывал в мою сторону, а я так и не нашла в себе силы встать.
— Летти, выметайся. Пора спать.
Я, наконец, поднялась и поплелась к двери.
— Нечего шляться ночью по дому, — усмехнулся Клио мне в спину.
— Больше не буду, — бросила, не оглянувшись.
— Конечно, не будешь, потому что тебя запру.
Ну что ж, никто в этом не виноват. В самом деле, могла и предположить, что Клио будет наслаждаться виски в кабинете. Да еще и в темноте.
Плотно закрыв за собой дверь, я, не зажигая свет, наскоро умылась, стянула джинсы, свитер, и юркнула под одеяло. Несмотря на достаточно теплые дни, ночью в особняке было довольно холодно. Поэтому и высовываться из-под одеяла не хотелось. Но пришлось приподняться, потому что у двери послышалась возня.
Темный силуэт Кавьяра нарисовался бесшумно.
— Лампу зажги, — прозвучал его спокойный голос.
Я потянулась к тумбочке и выполнила просьбу. Вернее, приказ. Натянув одеяло до подбородка, я уставилась на Кавьяра недоуменно. Неужто опять пришел помучить?
В своем растрепанном виде, с наглым выражением лица и взъерошенными волосами, он казался немного не в себе — усмехнулся и подошел ближе, от чего я вполне естественно сжалась в комочек.
— Просто проверил, на месте ли ты, — пояснил грек небрежно.
Я почему-то вытаращила глаза, но помня, о том, что встречаться взглядом с Кавьяром нельзя, принялась с преувеличенным интересом рассматривать маленькую родинку на его шее, расположенную ближе к уху. Не замечала ее до этого. Да и плевать мне было на его особенности. Внешними данными Кавьяр не был обделен. Хотя в общепринятом смысле его нельзя было считать классическим красавцем. Но вот уж точно, такие мужчины опаснее, потому как женщины на них ведутся. На их хищную привлекательность, на непроницаемость и особый шарм. Однако это лишь до того момента, пока не попадают вот к таким сволочам в рабство.
— Проверил? — просипела я. — Можно мне лечь?
Казалось, грек размышлял над моими словами. Во всяком случае, по его немного склоненной набок голове и по задумчивому взгляду, это вполне можно было предположить. Буйные каштановые кудри небрежно падали на лоб, что невольно вынуждало коситься на грека, рассматривая его.
— Нет, постой-ка, — неожиданно оживился Клио, цокнув языком, и присел на край кровати. — У меня настроение не то, чтобы оставаться наедине с собой. Поговорим? Впрочем, твое мнение неважно.
Чудесно, теперь я должна выслушивать жалобные стенания этого чудовища. Отличная перспектива, ничего не скажешь.
— Вот что меня крайне волнует, Летти. Почему ты так зажата? Тебя раньше наказывали? Скажем… били?
— Нет… это не твое дело, — пробубнила я в ответ, стараясь не смотреть греку в лицо.
— А я думаю, именно потому, что тебе немало доставалось, ты не можешь расслабиться. Мне хочется многому тебя научить и, поверь, я не оставлю в покое, пока не добьюсь хорошего результата.
— Не сомневаюсь.
— В глаза смотри.
Боже. То смотри, то не смотри. Наверняка у Кавьяра были какие-то проблемы с психикой. Иначе с чего он менял свои приказы так часто? Причем на прямо противоположные.
— Скажи мне правду, Летти, — очень неприятное ощущение, когда тебя затягивает в темную пучину вот таких странных глаз.
— Я неспособна открываться каждому, — как бы мне не хотелось сдержаться, но я все же выпалила то, что думала.
Клио согласно кивнул.
— Все же мне необходимо узнать о тебе больше. Твои секреты. Желания.
— Ты серьезно? Желания? У меня? Я никогда ничего так не желала, как освободиться от твоего внимания. Ты душишь своим присутствием… Меня тошнит от одного твоего голоса. Я никого в своей жизни не смогла бы ненавидеть сильнее, чем тебя. Согласна на жалкое существование на свалке и даже без документов, только бы не видеть тебя. Отвяжись от меня. Уйди.
Моя гневная тирада не произвела на Кавьяра должного впечатления. Он просто пожал плечами и встал.
— Что ж, тогда хотя бы научу тебя нормально разговаривать.
Грек одним движением стащил меня с кровати и поволок к двери.
— Хотелось поболтать с тобой немного, — пояснил Кавьяр, вцепившись в мою руку и направляясь к лестнице, ведущей на первый этаж. — Но раз уж ты предпочитаешь грубость и грязные словечки, я бессилен. Не могу отказать тебе в удовольствии поразмышлять о смысле жизни в одиночестве.