— Вариант с запиской вполне подойдет, — полное отсутствие юмора. — Оставишь ее у ворот. Там растет розовый куст, вот под ним и спрячь послание.
Похоже, реально весь мир сошел с ума. Игры на выживание с цепями и письмами. Настоящие восточные страсти.
— Пожалуй, я бы лучше осталась здесь, — пробормотала себе под нос и вышла, — чем встретилась с разъяренным Кавьяром.
А место, в котором меня держали, в самом деле, оказалось за городом. Сплошная пустошь. Далеко же меня занесло. Весь обратный путь я мечтала, о том, что вот-вот на машину нападут бандиты, убьют двоих головорезов с одинаковыми прическами и квадратными лицами, и увезут меня в Чикаго. Потом меня покажут по телевидению, и я буду плакать, рассказывая, как ужасен Клио Кавьяр.
Черт подери, никогда не смогла бы сделать ничего подобного. Просто ненавижу публичность и жалость. Не потому, что считаю себя не такой, как все, а, напротив, я — серая масса, которая не нуждается в сострадании. В мире есть люди более несчастные, чем я. Как раз им не помешала бы гуманность. Вот только на словах мы все такие справедливые и понимающие, а как на самом деле помочь кому — нас уже нет рядом.
Нервирует. Не показная сострадательность и не напускная жалость, а трусость нервирует. Неужто нельзя просто промолчать и перестать делать вид, что нам не все равно? Все равно ведь. Наплевать на чужое горе — «у нас своих проблем по горло». Пусть несчастные останутся в одиночестве и без поддержки, зато лгать им в лицо уже никто не будет. Каждый сам за себя. Я уяснила это правило со времен сиротского детства. Других правил я для себя не придумывала.
Пока меня несло по просторам моего ошалевшего мозга, машина затормозила у той самой мечети, что располагалась рядом с особняком.
— Проваливай, — бросил через плечо один из «близнецов» и мне пришлось выпрыгнуть из автомобиля.
Бандиты умчались прочь, а я поплелась к воротам особняка, чувствуя себя собачкой, вернувшейся домой. Только в отличие от благодарного животного, радости я не испытывала и хвостиком не виляла. Наоборот, хотелось открыть калитку ударом ноги. Но не получилось, потому что стоило мне только приблизиться, как щелкнул замок, и кто-то сильный и злой втащил меня во двор.
Ну, конечно, камеры видеонаблюдения, как я могла забыть? Такой глупой была, когда тот побег совершала. Не догадалась даже, что весь день за мной следили. Теперь-то я все понимала.
— Ну что, малышка, нам предстоит долгий разговор, — прошипел Кавьяр, прижимая меня спиной к воротам. — Очень интересно послушать твою версию.
Действительно, а какая моя версия? Вот же «ястреб» чертов! Хотя бы подсказал чего путного. Опять самой расхлебывать.
— Могу точно сказать, — пропищала я, втягивая голову в плечи. — Ясмина не убивала. Он сам…
— Сам себе глотку перерезал? Оригинально, Летти. В дом, живо!
Я сорвалась с места так стремительно, что запнулась и растянулась на газоне.
— Иисусе! Дура неуклюжая, — раздалось над головой.
— Такое впечатление, что я на твоем фоне ребенок, — пробормотала устало.
— Восемь лет разницы, — рявкнул грек и, поставив меня на ноги, подтолкнул в спину. — Восемь гребаных лет, а ведешь себя, словно малолетка.
— Клио, послушай, — начала было я, но тут же осеклась под взглядом Кавьяра. — Господин, можно мне хотя бы оправдаться? Я ведь не на вечеринке была.
— Говори, — смиловался грек.
— Меня похитили трое… Не знаю, чего хотели. Сказали тебе «привет» передать. И…
Вздохнула, сделала вид, что ничего не поняла.
— Предупредили насчет «Черного креста». Все. Больше ничего.
Я затаила дыхание, наблюдая за побелевшей физиономией Кавьяра. Он стал тих и мрачен, что пугало гораздо больше открытого гнева. Подумал немного и посмотрел на меня. Прямо в глаза, в самую душу.
— Ты их знаешь? — спросил Клио вкрадчиво.
Ох, заподозрил меня наверняка.
— Н-нет… Что ты… Вы… Господин… Впервые видела.
Предательский голос подвел как раз, когда было нельзя. Не выдержать мне такого взгляда. Моргнула, чуть ли не заплакав от нервного напряжения.
— Что-нибудь еще говорили о «Кресте»?
— Ничего.
На этот раз прозвучало увереннее.
— Хорошо, — кивнул Клио и, приблизившись, кажется, решил уничтожить меня взглядом. — Потому что, если ты лжешь, Летти, наказание будет страшным.
Скажи грек эти слова в гневе, я бы, вероятнее всего, наплевала на их смысл. Но вот такое выражение лица в совокупности с абсолютно ненормальными глазами, выбило из меня всю дурь. И я даже решила пока отложить свои действия по поводу вынюхивания информации. Инстинкт самосохранения, что ли?