Ошейник? Это ошейник…
— Наслаждайся… — выплюнула я.
Но договорить не удалось — грек дернул цепь и меня отшатнуло назад. Врезалась в стену.
— Вот так, — удовлетворенно вздохнув, Кавьяр зафиксировал цепь на стене, чтобы я оказалась «на привязи».
— Марио осмотрит твое горло, — проговорил Кавьяр. — Но результаты никак не повлияют на мое решение. Теперь ты будешь жить здесь, под моим надзором.
— Ублюдок… Буду ждать с нетерпением, когда сюда нагрянут твои очередные дружки…
— Злись сколько угодно. Дела это не меняет. Ты — моя игрушка. Теперь даже наложницей язык не повернется назвать, — ледяная улыбка во все тридцать два и злобный взгляд.
— Отлично, хотя бы лапы свои поганые перестанешь распускать.
Клио расхохотался и, приблизившись, присел на корточки.
— Даже не надейся. Твои обязанности остаются за тобой, — поднялся. — К тому же ты так и не научилась кофе варить.
«Не научилась кофе варить…».
Это то, что заботит его больше всего?
Кавьяр подошел к столу и, сняв телефонную трубку, проговорил приказным тоном:
— Принеси бульон, — и, положив ее на место, вновь повернулся ко мне. — За любую дерзость понесешь наказание. Если пес непослушен, его следует дрессировать. Так и с тобой.
— Боже, Клио, просто оставь меня в покое.
Кавьяр стремительно быстро сократил разделяющее нас расстояние и, ухватив меня за подбородок, заглянул в глаза.
— Не говори со мной так.
Ничего ответить я не могла, поскольку было жутко больно, к тому же унизительно.
В тот момент, когда грек требовал от меня подчинения, в кабинет вошли Марио и Жанна. Я успела их заметить, прежде чем Кавьяр сжал мое лицо еще сильнее. Пришлось зажмуриться. Но терпеть сил не было, поэтому я осторожно дернулась и вырвалась. Удивленный и озадаченный грек отошел назад и, вероятно, Жанне показалось, что он собрался ударить, но внезапный тихий вскрик заставил его обернуться. Жанна стояла, зажав рот рукой, и в ужасе смотрела на Кавьяра. Марио на всякий случай закрыл женщину собой.
— Клио, не надо, — произнес он твердо. — Ты не в себе… Это будет ошибкой…
— Ты защищаешь ее? — слова были адресованы Жанне. Кавьяр ткнул в мою сторону пальцем. — Она подставила Марио. Из-за нее погиб Маркус. Считаешь, она не заслуживает такого обращения?
Я поднялась на ноги, благо, что «поводок» позволял.
— Жанна, подойди, — Кавьяр не кричал и не выказывал гнева. Ровный и обжигающе ледяной тон. — Подойди, — повторил.
Служанка осторожно вышла вперед и, поставив поднос с едой на столик, приблизилась к Клио.
— Если тебе жаль Летти, значит я должен помочь избавиться от этого.
— Клио… — пропищала я, испугавшись за женщину.
Грек окинул меня презрительным взглядом.
— Молчать, — шикнул он и, вцепившись в локоть Жанны, поволок ее к двери.
— Послушай, Клио, — попытка Марио привлечь внимание друга не увенчалась успехом.
— Кавьяр! — рявкнула я, и грек остановился. — Оставь ее. Избив Жанну, ты ничего не докажешь. Моя вина останется за мной. Какого черта ты перекладываешь ее на других? После неудавшегося самоубийства мне расхлебывать последствия.
Меня колотило от страха так, что челюсть сводило. Зато мои слова подействовали безотказно. — Вон отсюда, — прозвучал глухой голос Кавьяра.
— Клио, черт, прекрати это, — доктор был бледен, словно полотно. — Если убьешь ее…
— Выйдите, — только и повторил грек.
Я проводила Марио обреченным взглядом и отошла назад, как будто это могло спасти. Грек спокойно расстегнул ремень брюк. У меня внутри все похолодело. Вытащив его, он не сделал того, чего я ожидала, и тут же поняла… Только поздно было. Да и не могла я ничего изменить.
Первый хлесткий удар пришелся по спине, дальше было бесполезно считать. Просто хлестал ремнем, не жалея сил, и тяжело дышал. А я совсем прекратила изворачиваться. Свернулась на полу калачиком и кусала кулак. Почему-то казалось, что все в доме слышат дыхание грека.
Когда тело уже превратилось в комок сплошных нервов, я только и могла, что хрипеть. Из последних сил цепляясь за сознание, я честно пыталась не отключиться.
Громкий звук звякнувшей об пол пряжки и наступившая тишина, оповестили о том, что пытка окончена.
То ли это был болевой шок, то ли полуобморок — если такое понятие существует — но полное онемение конечностей не позволяло что-либо почувствовать. Поэтому лежала я тихо и не шевелилась.