— Слушай, — вновь заговорил Клио, все это время наблюдавший за мной, — мне кажется или ты что-то для себя решила? У тебя прямо глаза загорелись… М-м-м… Так возбужденно сверкают.
— Это не то возбуждение, о котором думаешь ты, — выдавила я, отлепившись от стены.
— А может, ты наконец осознала, что хочешь меня? Или это уже влюбленность?
Это раздалось уже за спиной, поскольку я успела дойти до середины лестницы. Остановилась и обернулась. Грек почувствовал мой взгляд и, поднявшись, уставился на меня с интересом.
— Я не отношусь к людям, романтизирующим насилие. И если ты поднял на меня свою поганую руку, значит, всю жизнь будешь находиться в списке самых отвратительных людей в мире. Понял?
— Смотри-ка, и без грубостей обошлась, — ткнул мужчина в мою сторону сигаретой.
Я непонимающе покачала головой.
— Ты что конкретно пил, а? — спросила я, искренне удивляясь. — Соображаешь слишком хорошо.
— Да, что не дает тебе возможности свалить отсюда. Так ведь, Летти? — перепрыгивая через несколько ступеней, грек со спортивной легкостью поднялся ко мне. — Я очень быстро трезвею… А ты меня удивила…
— Чем же? — отодвинулась я. От запаха алкоголя затошнило.
Клио хищно улыбнулся.
— Думал, выйду из душа, а тебя уже нет. А Хавьеру было приказано не обращать на тебя внимания…
Урод, мать его. Ничего больше не скажешь. Опять играет.
Не ответив, я развернулась и пошла дальше.
— Как считаешь, я больше на мать похож или на отца, а, малышка?
Я остолбенела. Просто шелохнуться боялась. Он знает, что я была в той комнате под лестницей. Он знает об этом…
Клио тихо приблизился и, встав за спиной, произнес хрипловатым голосом:
— Спускайся вниз. Ты знаешь, где моя спальня.
Несколько капель упали на мое обнаженное плечо — растянутый джемпер оголял — и я невольно вздрогнула, как будто это ледяные губы грека коснулись кожи.
Боже, разве можно так сильно ненавидеть человека?
Я бездумно пялилась в стену. Просто лежала на боку и не думала ни о чем. Было противно и жутко тоскливо на душе. Грубые действия Кавьяра принесли мне очередную тонну боли. К тому же израненная ремнем спина не позволяла забыть о случившемся, а грек добавлял новую порцию отвратительного чувства одиночества.
Он спал у меня за спиной. Как ни в чем не бывало, глубоко дышал и почти не ворочался. Лишь пару раз вздрогнул и вновь затих. Я могла уйти, но знала, этот отморозок, проснувшись, обязательно меня накажет. Так что терпеливо слушала его ненавистное дыхание.
— Лена… — внезапно позвал Кавьяр.
Я насторожилась, не торопясь отзываться.
Еще несколько раз Клио позвал, вероятнее всего, сестру и вновь умолк.
Хм. Это странно. Странно осознавать, что у этого жестокого извращенца есть сердце. Он во сне зовет умершего близкого человека, значит переживает из-за этого гораздо сильнее, чем хочет показать. Вот уж не знаю, то ли это влияние Кавьяра, то ли царящая атмосфера хаоса и постоянного стресса, но я злорадствовала. Да, именно так. Мне не было жаль грека, в широком смысле этого понятия. Просто обычное человеческое сочувствие, которое просыпалось во мне, даже если случайный упившийся до беспамятства придурок, встретившийся по пути домой, спотыкался и падал лицом об асфальт. Казалось бы, сам виноват — не за чем так пить — но вроде бы и жаль его. Да и вообще, осуждать других — это глупо.
Так и с Клио. Вот он спит, вроде беспомощный и спокойный. Но лицо все равно хмурое, как будто грек и во сне решает свои проблемы. И что-то мне подсказывало — поднимись я сейчас, он тут же проснется. К слову, я перевернулась на другой бок, чтобы получше рассмотреть Кавьяра. Нет, не полюбоваться, отнюдь. Насмотрелась на его необычное и набившее оскомину лицо вдоволь. Даже с закрытыми глазами узнала бы.