Вот только и я не торопился начинать разговор. Я не раскрылся перед ним. Ни в коем случае. Но позволил увидеть то, что его определённо удовлетворило.
Та встреча на оргии дала ему возможность понять, что для меня значит моя вещь. Я тогда приоткрыл завесу и дал увидеть свои чувства, мысли. Долго не пришлось думать, что именно показать маршалу, каким куском «неумышленно» поделиться с ним. Я позволил увидеть игрушку, позволил даже раздеть ее. Едва заметное подрагивание губ сказало о том, что ему понравилось увиденное, он определенно оценил её дикий страх и истерику непонимания. Маршал прикрывает глаза на мгновение. А потом открывает. Он думал. Теперь прямой взгляд и едва склоненная вбок голова, и Алексей Власов наконец соизволит заговорить:
— Как опрометчиво, Владимир, вновь настолько открыто заявить о своей уязвимости… — пригубил из бокала и цокнул языком, оценивая вкус напитка. — Или с некоторых пор жалкие эмоции важнее? Слабость одного зверя есть не что иное, как сила десятков других, готовых растерзать его… — вздёрнутая бровь, и пальцы вдруг сильнее сжали ножку бокала. — Тебе ли знать об этом?
Улыбнулся ему. Понимает, что увидел лишь то, что я счёл нужным показать. Понимает, но не может доказать. Маршал отлично различает эмоции. Но некоторые уроки я усвоил слишком давно. Они настолько прочно въелись в мозг, смешались с кровью, что со временем я перестал замечать их.
Но в любом случае я был признателен Алексею. Именно благодаря ему я научился выстраивать стены между нами, прочные, и, в то же время, невидимые для маршала и его ближайшего окружения.
— Смотря, что принимать за слабость, дядя.
— Твои чувства к этой жалкой игрушке… — прищурился и подался вперёд. — И прошлое, Владимир. Или ты думаешь, твои враги забыли, во что ты превратился тогда? Один из сильнейших генералов, едва не ставший ничтожеством из-за… игрушки! Из-за неё!
Только единицам дана способность проявить участие близкому таким образом, что тому в полной мере удается ощутить на себе все краски унижения. Высший пилотаж. Особенно, если мы говорим о таких людях, как мы, о нашем внутреннем мире, в котором забота о других сама по себе невозможна. И маршал понимает это так же, как и я. Но он один из лучших игроков на поле и правила устанавливает он. А потому я откидываюсь на спинку кресла и отвечаю:
— Не имеют значения условия и способы решения задачи, дядя. Важно, чтобы итоговый результат был достаточен выгоден для… нас.
— Тогда зачем тебе эта девка? — уже открыто… его терпение начинает иссякать. Синие глаза, почти отражение моих, удерживают будто на поводке, не давая отвернуться, отвести взгляд. И я позволяю ему утвердить свою власть надо мной. Побеждает не тот, кто выиграл все битвы на поле, а тот, кто остается на ногах и принимает решение уничтожить врага окончательно или оставить его живым, но на коленях. — Не натрахался ещё? Что в ней такого, что сам Владимир Власов хочет взять себе эту девку, наплевав на то что она один из лучших агентов которого можно использовать заграницей, особенно сейчас когда «железный купол» вот-вот падет, а племянник? После им же утвержденного приговора? Или, — резко встал с кресла и, осушив одним глотком бокал, поставил его на стол, — ты преследуешь совершенно другие цели?
Одну цель. Я долбанное десятилетие преследую только одну цель, Алексей, и совсем скоро ты узнаешь, как горчит на губах вкус чужой победы. Корона на голове не всегда признак безумия, зато безумие — однозначно спутник любой коронованной особы. Дворцы и власть привлекают либо идиотов, ничтожно мечтающих о собственном возвышении над другими, либо тех, кто по праву обязан взять на себя ответственность за народ.
И у тех, и у других чувство самосохранения становится единственным важным из всех чувств, так как нет большего параноика, чем тот, кто окружён стражей.
— А что мешает мне добиваться своих целей и при этом трахать её, Алексей? Я думал, совмещать полезное с приятным — наша фамильная черта.
— Зачем тебе агент, Владимир? Я бы не хотел начать сомневаться в твоей преданности мне.
— Она нужна не мне, дядя. В её голове слишком много информации, которая может вызвать твой интерес. Нам повезло, что она даже не подозревает об этом. Более того, моя игрушка понятия не имеет ни о наших планах, ни о нашей игре, ни о своем происхождении.
Хочешь склонить мнение человека на свою сторону, чаще используй обобщающие местоимения. И вот уже маршал едва заметно, но всё же расслабляется.