– Не разлей вода, – вздохнул отец. – И вечно их куда-нибудь несет, не уследишь. Как еще шеи не посворачивали… Кстати, о шеях, – перешел он на шепот. – Извините за… – он кивнул на одиноко сидящего на кушетке Рыся. – Я попозже за ним зайду, хорошо?
Андрей Валерьевич выглянул в коридор, уже раскрыл рот, чтобы крикнуть «следующий», и осекся. Все кресла напротив кабинета были пусты; никто не визжал, не носился, не хныкал. Поликлиника будто вымерла; лишь вдалеке толстая санитарка сонно возила шваброй по полу.
– Нету никого, все по домам сидят, – сказала она, заметив врача. – Мороз, никто ребенка на улицу не потащит.
– Гм, – отреагировал Андрей Валерьевич.
– А кому сильно надо было, те уж с утра пришли, – продолжала санитарка. – Тех уж всех приняли, а теперь по домам все…
Не слушая больше, Андрей Валерьевич нырнул обратно в кабинет, включил чайник и вытащил из ящика стола толстенькую книжку, которую рекламировали на каждом углу. Он бросил в чай ломтик лимона, распечатал пачку печенья и раскрыл книгу, предвкушая редко выпадающее удовольствие. Но бестселлер оказался таким заунывным, что вскоре голова Андрея Валерьевича начала неудержимо клониться к столу. Всхрапнув, он усилием воли выпрямился и потер глаза.
До конца рабочего дня оставался час. Впервые пожалев о своей привычке держать документы в идеальном порядке, Андрей Валерьевич уныло оглядел кабинет, ища, чем бы себя занять. Его взгляд упал на Рыся, лежащего на подоконнике рядом с шарфом и шапкой. Морозные узоры на темном окне казались покрытыми инеем кустами, в которые раненый зверь заполз, пытаясь скрыться от погони. Замусоленная в бесчисленных играх шкура казалась мокрой и слипшейся от пота. Левый, пуговичный глаз рыси глядел черным провалом. В правом, переливчато-зеленом, светилось почти человеческое страдание.
Сочувственно вздохнув, Андрей Валерьевич рассеянно потрепал рысь за ухом и перенес на стол. От игрушки пахло карамельно-молочным детским теплом и немножко – кошками. «Лежи-лежи», – пробормотал хирург, аккуратно раздвинул шов, идущий вдоль горла, и туго натолкал в распоротую шею комковатой серой ваты. Когда голова рыси перестала болтаться при каждом движении, а глаза уже не казались такими несчастными, Андрей Валерьевич раскопал на дне ящика большую иглу и, посвистывая, вставил в нее толстую капроновую нить.
– Ну-с, приступим, – пробормотал он.
За спиной кто-то тихо кашлянул, и Андрей Валерьевич едва не подпрыгнул от неожиданности. Он обернулся. Посреди кабинета стоял человек в серой мохнатой шубе до пят. Андрей Валерьевич побагровел и открыл рот для гневной тирады, но человек предупреждающе поднял руку.
– На вашем месте я бы оставил все так, как есть, – тихо сказал он. – Просто добрый совет.
– Вы вламываетесь в мой кабинет без стука, в верхней одежде, чтобы дать мне совет?! – сипло проговорил Андрей Валерьевич.
– Да, совет, – нагло ухмыльнулся человек, показав на мгновение неестественно острые зубы. – Не трогайте эту драную кошку. Она того не стоит. Подумайте сами – не можете же вы ремонтировать игрушки для каждой малявки? Работать некогда будет!
– Позвольте мне самому разобраться, – надменно ответил Андрей Валерьевич. – Не знаю, какое вам дело до моих занятий, но свои советы можете… – он оборвал себя. – У вас все ко мне? – спросил он тоном закоренелого бюрократа.
– Да, – ощерился человек в шубе. – Я вас предупредил.
– Тогда – вон, – произнес Андрей Валерьевич и величественно указал на дверь.
На следующий день в кабинете запахло кошками. Вонь была настолько сильной, что пациенты откровенно морщили носы. В перерыве Андрей Валерьевич сбегал в магазин и купил освежитель воздуха; в результате в кабинете запахло, как в туалете квартиры, где живет пара задиристых котов в расцвете сил. К тому же на кушетке обнаружились длинные параллельные царапины. Все это было необъяснимо и сильно раздражало, и Андрей Валерьевич пообещал себе выяснить, в чем дело, как только схлынет поток пациентов.
В ожидании Жени хирург прятал облезлого Рыся за шторой. Теперь шея игрушки легко удерживала большую круглую голову, и широкая морда казалась насмешливой и самоуверенной. Признаться, прежний Рысь нравился Андрею Валерьевичу больше.
На этот раз Женька не ревела. Осмотрев коленку, на которой остался лишь бледный синяк, Андрей Валерьевич не без трепета вручил исцеленную игрушку хозяйке. Краем глаза он заметил, что там, где бок Рыся прижимался боком к стеклу, в морозных завитках осталась круглая проталина, но не обратил на это внимания. Реакция Жени занимала его намного больше.