Я еще раз всмотрелась в лицо раба. И... ох, как же сладко заныло у меня внутри! Серые глаза, ямочки на щеках - совсем еще детские, нежный пушок над верхней губой. Ах, как могут обнять эти сильные руки, как его можно целовать - еще нецелованного... Как с ним можно поиграть - как кошке с мышкой... Мне давно уже приелись опытные, всезнающие, развратные. Ах, как бы подчинилась я ему, неумелому, чему бы я научила его! Сладко заныло внизу живота.
Этот мальчик будет моим, решила я.
- Сколько? - спросила я, развязывая кошелек.
Торговец вытаращился на меня.
- Госпожа... вы и вправду...
- Сколько? - резко переспросила я.
- Тридцать золотых, госпожа... и еще монета за кандалы - или ведите без них, но далеко вы с ним не уйдете.
- Мне это безразлично, - проронила я надменно, швыряя ему деньги. И кивнула мальчишке: - Пойдем.
Долго еще я кожей ощущала удивленный взгляд этого бедняги, так ничего и не понявшего, и тихо посмеивалась над ним. Ничего, кухарка подождет. В конце концов, я могу себе это позволить. У меня слишком давно не было новой игрушки. А Тейран ничего не скажет. На мои прихоти и капризы он денег не жалеет.
Раб шагнул с помоста, стиснув пальцами звенья цепи, и я заметила, как заходили желваки на его щеках. По дороге не сбежит, решила я, раз скован. А потом... он станет моим. И никуда от меня не денется, собачонкой будет бегать за один только взгляд. Я улыбнулась ему - мягко, почти ласково. А он отвел глаза и сжал губы.
Дома я велела Майти накормить девчонку, отмыть от базарной пыли и выдать новую одежду - нечего таскать в дом грязь. Сения испуганно цеплялась за своего спутника - так, что я даже ощутила болезненный укол ревности. Девочке надо будет объяснить, кто здесь хозяйка. А парня привела к управляющему и стояла рядом, пока Видгар возился с замком его кандалов. Мальчишка молчал, словно его это вовсе не касалось; когда тяжелые браслеты, наконец, разомкнулись, он осторожно потер руки и поморщился, но не проронил ни слова.
- Перевязать, - велела я, глядя на багровые полосы на его запястьях. И спросила насмешливо: - Ты говорить-то умеешь, раб?
Он вскинул голову, как сноровистая лошадка, за что тут же получил тычок под ребра от Видгара: не подобает так вести себя с госпожой. А я усмехнулась.
Убедившись, что раб уведен в людскую, я поднялась к себе и, как была, упала на кровать. Раскинула руки и засмеялась.
Да, и за это меня ненавидели и боялись. За то, что я имею право выбирать. Их так много - тех, кто жаждет провести со мной вечер или ночь, и за это меня в городе называют... впрочем, повторять не буду. Меня всегда забавляет зависть старых дев, оставшихся никому не нужными, или старух, которые тоже никому не нужны. А я желанна многим. И потому могу и покапризничать. Тейран лишь хохочет, выслушивая рассказы о моих похождениях, которые, к слову сказать, всегда преувеличены больше, чем на половину. Не так часто, как говорит молва, остаются у меня мужчины, но ни один - ни один! - еще не ушел от меня недовольным. Я побывала замужем, я знала многих, я знаю, как угодить им и сделать им приятно. И все они мне до чертиков надоели. А поскольку природа все-таки берет свое - я женщина или как? - то время от времени я делаю себе подарки подобно нынешнему.
Если мальчик окажется с умом, он сможет жить, купаясь в роскоши... ну, по меркам слуг, конечно. Если будет глуп... мне даже станет его немножко жаль. В любом случае, поразвлекаюсь я на славу.
Но пока торопиться не следует. В ожидании праздника есть своя особенная прелесть. Пусть парнишка отдохнет, придет в себя, осмотрится, наконец. Завтра ночью... да, завтра ночью. Я гибко потянулась, выгнувшись всем телом, и тряхнула кудрями. Интересно, он сам-то знает, какой он будет счастливый?
Тейран вернулся из дворца поздно и уставший, почти измученный. Но чашка чая с жасмином, ванна и моя улыбка привели его в веселое расположение духа, и он, сидя на веранде с сигарой, пересказывал мне дворцовые сплетни. Я свернулась клубочком у его ног и положила голову на его обтянутые шелком колени. Сегодня вечером я никуда не поеду.
Вечер был жарким и душным, но я привыкла к этой жаре и почти не ощущала зноя. Серебряное вечернее платье небрежными складками облегало фигуру, и во взгляде брата, устремленном на меня, я видела искорки восхищения. Одуряюще пахло цветами из сада, к их запаху примешивался аромат длинной верханской сигары. Тейран покачивался в плетеном кресле, выпуская колечки дыма, рука его небрежно перебирала мои черные кудри, рассыпанные едва не до пола.