— Не слушай ее.
Легко сказать.
Но все же попыталась больше про это не думать.
Так, Габи, я сказала: "НЕ ДУМАТЬ".
Удивительно, с тех пор, как я вернулась к занятиям, так больше не натыкалась на эту белобрысую лахудру Матильду. Нет, она была в колледже, ее не раз видела Мел, но я так на нее и не наткнулась. Да я, вообще-то, и не искала встреч, и она, видимо, тоже.
Но забывать нельзя. Нельзя, ведь едва расслабишься, как… нож в спину.
Забавно, как нелюбимый предмет может поделить жизнь на "до" и "после".
Едва наступал вечер пятницы, как я уже тряслась от злости в предвкушении физкультуры во вторник, но едва наступал вечер вторника, как я уже закипала от ожидания пятницы и заветной встречи с Гудвином.
— Габи, девочка, ты все рекорды побила. Нет на земле никого медленнее, чем ты.
"Да нет уж, ваш мозг на первом месте".
— Стараемся, стараемся, мистер Хойк, — язвительно прорычала я сквозь зубы.
— Но как так можно? А вдруг тебя маньяк начнет преследовать? И что ты будешь делать с такими скоростями?
— А маньяк симпатичный?
— Очень, очень симпатичный, — иронично улыбнулся Гудвин.
— Тогда постою, подожду, а там первой наброшусь.
Дикий хохот девочек раздался перебил воцарившуюся тишину. Даже наш "супер-пупер" серьезный Хойк улыбнулся.
— А если страшный-страшный?
— Все равно наброситься, — не удержался кто-то из толпы.
— О да, да, никого не отпущу, — с наигранной злостью и угрозой зарычала я сквозь смех.
— Давайте, девочки, живее, живее. Встали, походили. Километр — это лишь разминочка, а вы уже плачете. Давай, давай, ходим, ходим, не останавливаемся, а то вынудите мне вам кросс прописать для профилактики лени.
Мозг себе пропиши.
Нет, я не понимаю. Как мой Эмиль может общаться с этим придурком?
Гудвин Хойк. Весь такой из себя умный, правильный, рассудительный. Павлин с золотыми перьями, а не преподаватель физкультуры!
— Эм, твоя Габриелла просто заноза в пятке. Достанет любого.
— Да… она такая. Моя боевая Габи.
— Иногда мне хочется ей скрутить шею.
— Ню, ню, низззя.
— Нет, пойми меня правильно. Я могу закрыть глаза на ее ненависть ко мне, на ее постоянное нытье и нежелание шевелиться, но какого хрена она пытается еще при всем этом меня доставать?
— Ну, не любит человек спорт.
— Спорт спортом, но меня она срывает с катушек. А эти ее неглубокие тупые злобные шутки? Ее постоянные ругательства. Я не понимаю, как ты, с твоей-то гордостью и самолюбием, все это терпишь. Сумасшедшая зараза. Вот кто она!
— Гуд, я тебя понимаю, но все равно… все равно мне все это в ней нравится. Дерзкая, бросающаяся из крайности в крайность, горделивая сумасшедшая стерва. Именно за это я ее… и ценю.
Едва Эмиль соизволил оторваться от своего дорого Гудвина, как я тут же прискакала ему на встречу.
Скорчив рожицу великомученицы, обижено скрутив губки дудочкой, я засюсюкала своему вампиру:
— Вот видишь, как он надо мной издевается!
— Да на тебе пахать и пахать нужно, буренка!
— Ах, так? — прижмурилась от наигранной злости.
— Но…. а как? — не унимался Эмиль.
— Гнусный паршивец! И ты туда же! — злобно пнув в бок, я зарычала ему на ухо.
— Ох, ох, — от "невыносимой" боли он скривился и тут же, мгновенно схватил меня в свои объятия и прижал к груди, лишая возможности шевелиться. — Я и забыл, какая ты у меня драчунья. Коварные "стратегии" удара в челюсть, в нос, по яй… эм, ниже пояса.
Дикий смущенный хохот.
— Между прочим, я уже извинилась за тот случай. Это было действительно нечаянно. И потом, тебе, как вампиру, предстоит быть более собранней, чем то, как ты себя ведешь.
— Вах, вах, заговорил Гуру Упырей.
— Он самый, — рассмеялась я в ответ, потопая в его объятиях. Удивительно. Лишь только в такие моменты я безумно счастлива…
— С тобой попробуешь быть собранным, неадекватная сорвиголова.
— Я, вообще-то, очень даже спокойный ребенок.
— Да, да, я так и понял. Слушай, Габи, я не пойму, ты такая боевая, а в тот вечер так быстро сдалась. Зная тебя теперь, я бы поклялся, что ты должна была первой наброситься на ночного незнакомца и заколотить пару хрупких деревьев ему в грудь, даже не выясняя, что он вампир. А ты… как ты могла так позорно сдаться?
— Я просто тебя пожалела.
— А! Вот оно что, а я-то думал… — расхохотался Эмиль. Нежно, ласково, добродушно, все еще прижимая меня к сердцу…