Я все еще стояла в растерянности посреди купе.
Смотрела в никуда и думала. Думала над тем, что происходит. Что будет дальше.
Как вести себя рядом с ним.
Эмиль присел рядом на сидение.
Скрестил руки, упершись локтями об колени.
Он тоже думал. Думал свои думы, наверняка, не менее тяжелые и болезненные.
— Ты что-нибудь ела сегодня? — нерадостно прошептал Готье и тяжело вздохнул.
— Нет, — едва слышно ответила я. Наконец-то. Речь вернулась ко мне… Но радость ли в этом?
— Сиди здесь. Я скоро вернусь.
И не успев договорить, Эмиль сорвался с места и выскочил из купе.
Выскочил… Тоже мне сказала: "Выскочил"…
Вот был. Стоял здесь. А затем пуфф — и исчез. Растворился… Уж точно подумала, что растворился, если бы не предательски щелкнула дверь, захлопываясь за ним.
Прошло несколько одиноких минут.
Я смогла наконец-то сбросить оковы шока, шока от всего происходящего. От всего сумбура боли и радости.
Только теперь я заметила, что потеряла свою куртку. Видимо, забыла на своем законном месте. Там, где все началось.
Но уж лучше пусть она идет прахом, чем я туда вернусь. Вернусь в тот ад.
Ведь может, они сбежали. Еще живы… и только и ждут, когда я…
Села на красные мягкие сидения. Прижала к груди рюкзак.
И что дальше?
Неожиданно замок щелкнул. Дверь распахнулась.
— Вот чай, булочки. Сахар. Сахар не бросали. Я не знаю, сколько тебе, — казалось, Эмиль говорил все это сам себе. Ведь ни одного взгляда на меня так и не бросил.
Поставил на стол свою добычу.
Стеклянный стакан в железном гравированном подстаканнике. Булочки-восьмерки, присыпанные сахаром. Небольшие две упаковки рафинада "Sugar Train"
Готье вытянулся рядом. Застыл. Застыл на мгновение.
Уставился в окно.
Еще с десяток секунд сопротивления "за" и "против".
— Ты… никуда не выходи. Я скоро вернусь.
Немного помедлив, все же развернулся к двери.
Ухватился за ручку.
Снова застыл, словно ожидая моих слов. Ожидая вопросы.
— Ты куда? — едва смогла выдавить из себя. Не шевелилась. Не дышала.
И снова "за" и "против".
И снова рассуждения, сомнения и волнение.
— Подкрепиться. — Коротко, вполне серьезно прошептал Готье и тут же скрылся за дверью.
"Подкрепиться", — болезненно повторилось во мне. "Вампир".
Прошло около получаса.
Я смотрела на эти булочки, на этот долбанный чай, а видела там лишь боль, боль будущей разлуки.
И снова я ловлюсь на крючок Эмиля.
И снова я готова стать ему Игрушкой. Без сожалений и претензий.
Дура.
Невыносимая глупая дура.
Замок приговорено щелкнул.
От неожиданности я даже подпрыгнула на месте.
— Мисс, — послышался робкий голос проводника, и тут же показалась в щелке его круглая красная рожа, — Вам еще чего-нибудь принести?
Но не успела я ответить, как вдруг резкий стук. Удар. Дверь нервно дернулась, а затем печально заскрипела, отворяясь настежь.
Застыла. Застыла в ужасе.
Неужели… еще? Неужели это не все на сегодня?
Двери окончательно описали полукруг — и я увидела Эмиля, стоящего ко мне спиной.
Крепко сдавив горло бедняги, он прижал его к окну напротив, едва не раздавливая в блин.
Мужчины и без того красная рожа еще больше побагровела. Ноздри нервно раздувались, а изо рта выскакивали напуганные, отчаянные пузыри слюны.
— Йа… Я как лучш-ше х-хотел.
Наконец-то послышались слова.
И снова злобный шепот Эмиля. Едва различимый. Едва реальный.
— Пр-простите.
— Эмиль, — не выдержала я и, едва ко мне вернулась речь, — заорала ему в спину.
Я сорвалась с места и бросилась к нему.
Руками ухватилась за плечи, желая отодрать его от бедняги.
— Тебе повезло, что я сытый, — злобно прорычал Эмиль проводнику в лицо и тут же отпустил.
— Простите, — жалобно прохрипел мужчина, жадно сжимая руками свою шею. Он словно пытался спасти ее, спрятать, запоздало… Он обнимал ее своими потными холодными ладонями, желая потушить пожар боли и ужаса.
Резкий разворот Эмиля. Грубо схватив меня за кисть, потянул меня за собой в купе.