— Вы что-то хотели? — с наигранной наивностью и "искренним" интересом обозвался мой Готье.
Язвительная усмешка все же предательски вылезла наружу, едва слова утихли.
— Э… э… я… я, вообще-то, в туалет. — Недоумевала та.
— Молодец, — не унимался Эмиль. Вся та же искренность и "неподдельная" забота.
И снова женщина в ступоре. И снова еканье вместо слов.
— Еще что?
Надулась. Напыжилась. Брови нахмурились. Губы сжались. Глаза прищурились.
Секунды молчания… и наконец-то!
— Что вы тут устроили зал свиданий! Тут вам туалет, а не…
— Так идите в свой туалет, мы-то тут причем.
Я едва сдерживала смех от "детской наивности" и искренности, с какой он это говорил.
Прижалась сильнее. Отвернулась в другую сторону, пряча свою улыбку.
Аромат. Аромат моего Эмиля.
Нет ничего прекрасней.
И снова женщина начала пыхтеть от немого возмущения. И снова еканье вместо слов.
Неожиданно Готье немного наклонился и вкрадчиво прошептал мне на ухо:
— Можно, я ее покусаю? Ты не будешь против?
В его словах слышался искренний смех. Добрый, невинный смех.
Как мне этого не хватало… Все это время… Как раньше…
— Не буду, — тихонько прошептала в ответ.
И снова недоумевающий взгляд на гостью.
— Ну, ну, ребята, так нельзя. Нельзя. Это же туалет… — казалось, еще минуту — и она разрыдается от возмущения. — Выходите. — И указала рукой на дверь. Замерла в ожидании. Но сдвига так и не произошло. Снова нахмурилась. — Выходите. Иначе я позову охрану.
Но не успели ее слова сорваться с губ, как Эмиль вдруг напрягся, застыл, не дыша. Пристально уставился ей в глаза.
— Заткнись и успокойся! — грубо, нагло приказал ей Готье.
В душе что-то дернулось. Сжалось.
— Эмиль, — робко, умоляюще позвала я. Зло. Зло закипало в нем внутри.
Отдернул взгляд.
Быстро перевел его на меня. Секунда раздумья — и робко, пристыжено отвел глаза вбок. Обижено поджал губы.
— Прости.
В ответ я прижалась лицом к его груди.
— Мне не за что тебя прощать. Не за что.
— Все равно прости, — задумчиво прошептал Готье.
Тяжело вздохнул.
— Ладно, тебе действительно пора. Гудвин пришел.
— Пришел? — от удивления я даже вскрикнула.
— Пришел.
— Но, может, может…
Предательски запекло в груди. Боль разрывала сердце.
Жадно уцепилась пальцами ему в одежду.
Не отпущу. Нет.
Женщина все еще стояла рядом и немо, молча наблюдала за происходящим.
Первый приговорено шевельнулся Готье. Оторвался спиной от стены. Выпустил меня из объятий.
— Тебе пора, — снова повторил ядовитые слова. Нервно ухмыльнулся. Но в душе, в глазах все еще было много боли.
— Хорошо, — робко прошептала я и ступила шаг на выход.
— Я люблю тебя. — Послышалось вдогонку.
— А я тебя, — смущенно улыбнулась. Обернулась.
Счастливая, хоть и со вкусом слез, улыбка. Его улыбка.
— Береги себя.
— Ты тоже.
Каждый шаг от него давался с трудом. Но, сжав кулачки, прикусив язык и выпучив до боли глаза, я шла вперед. Лишь бы не заплакать.
Глубокий вдох.
Выдох.
И снова болезненный вдох.
Я узнала его. Недалеко от входа стоял Гудвин. Оглядывался по сторонам.
Растерянность. Волнение. Искренние переживания.
— Гудвин, — позвала я.
Обернулся.
Я не могла сдержаться. Бросилась к своему настоящему другу. К своему Хойку.
Обняла.
— Привет, — прошептала я.
Да уж. Этот день оказался слишком для меня долгим. Слишком долгим. Казалось, между отъездом, той моей старой жизнью, и нынешним положением пролегла… вечность.
Неожиданно Гуд оттолкнул меня от себя.
Испуганно уставился в глаза.
— Эмиль? Ты была с Эмилем?
Ой.
Ай.
Покраснела.
— Мы… мы помирились.
— Так, так, так, стоп! — Неожиданно замахал руками Хойк и отступил шаг назад. — Перестань.
— Что?
Смутился. Скривился от неловкости.
— Твои мысли, Габи…