"Я делаю маску, - сказала она и в её голосе слышалось явное удовлетворение. - Все нормальные женщины об этом мечтают, а многим только мечтать и остаётся. А сперма у тебя вкусная".
Сказанное обрадовало его, и он рассмеялся.
"Не смейся, Гриша, это очень серьёзно", - сказала она тоном учительницы. Эти слова ещё больше развеселили его, но он, чтобы её не огорчать, подавил в себе желание от души расхохотаться.
"Вкус спермы,- продолжала она свои учительские наставления, - очень отчётливо характеризует мужчину. Женщина, которой приятен вкус конкретного мужчины, может смело идти за него - он создан для неё".
Когда он мочалкой натирал её спину, а его гениталии касались её ягодиц, он почувствовал, что снова возбуждается. Чтобы отвлечься, он 266стал вспоминать то, что прочёл в газете "Правда" и это помогло - эрекция погасла, что опять развеселило его. "Как много в жизни смешного", - подумал он.
После помывки они закусывали и разговаривали на бытовые темы.
"Никита советует тебе не менять все доллары сейчас. Он говорит, что правительство готовит денежную реформу, а, значит, кто-то может потерять всё. Большевики не знают других реформ, кроме конфискационных. Так что держать свои сбережения в совзнаках - глупо", - сказала Людмила.
"Сделаем как он советует. Пусть эти деньги, - и он достал матерчатый жгут, который завязывал на поясе в опасные моменты, и в котором были завёрнуты семь тысяч американских долларов. - Пусть они будут у тебя. Я уже тебе говорил, что планирую пожить и поработать у людей, называющих себя "толстовцами"".
"Да, я слышала, что Лев Николаевич Толстой не только "Войну и мир" написал, но ещё придумал какую-то новую религию и назвал её "непротивлением"", - сказала она.
Чарнота обрадовался:
"Ты Люсенька, просто уникум какой-то. Женщина, а так много знаешь!" - воскликнул он.
"Я - женщина не обременённая семьёй", - сказала Людмила и Чарнота услышал в её голосе грусть.
"Ну и что из того - многие женщины живут без детей, а заняты только собой: шмотки, шпильки, бирюльки, танцульки. А ты - нет, ты головой 267работаешь. У тебя голова не только для шляпок", - он подумал и добавил:- И мы с тобой такое дело сделаем, что если уж и есть там - за чертой этой жизни что-то, то это "что-то" обязательно зачтёт тебе такие дела".
"Ты о чём, Гриша?" - не поняла Людмила.
"Я Люсенька, о том, что Россия наша вляпалась в такую историю, что без нас ей из неё не выпутаться. Она просто погибнет - не станет России, как не стало Великой Римской Империи".
Вот ты о чём. Да я уж лучше детей бы растила, чем Россию спасать".
"Ответь мне на такой вопрос, Люсенька. Стала бы ты рожать ребёнка, если бы точно знала, что он умрёт преждевременно и мучительной смертью?" - спросил Чарнота.
"Нет, конечно, зная, что мой ребёнок обречён, я бы рожать не стала", - не колеблясь ответила Людмила.
"Ну, вот, - с удовлетворением произнёс Чарнота, - справедливый социальный порядок на Земле ещё не установлен. Опыт большевиков, я уверен, закончится провалом. Рождённые сейчас, обречены на тяжелейшие страдания; в этом я также уверен. Мы с тобой займёмся устранением причин ожидаемых несчастий. Хоть мы и не для своих детей будем стараться, а для детей всего мира, но ведь это же благородно и достойно человека. Так что ты станешь мамой для всех детей мира, если сообща мы с тобой сумеем устранить хотя бы некоторые причины, которые их губят. 268Кроме того, нам выбирать не приходится. Как случилось - так случилось: и ты, и я - бездетные, и это позволит нам сосредоточиться на главном - будем спасать Россию. И уж лягушатами, сгинувшими под большевистским сапогом, мы точно не станем, а многим многодетным матерям и их детям в современной России этой судьбы, я чувствую, не избежать.
А детей рожать у наших баб получается хорошо. Это дело естественное и доступно многим. Я знал одну, так она девятерых парней родила. Сколько из них в этой социальной круговерти до старости доживёт?" - Вопрос остался без ответа. - Не позавидуешь, если вдруг ей придётся похоронить всех. Или даже не хоронить, а просто - она их всех переживёт. Так что, давай-ка мы потрудимся с тобой на благо потомков, чтобы им детей своих хоронить не приходилось. Дело наше не естественное для современного человека и потому сложное, и потому мало кто за него берётся. Что скажешь?" - Чарнота замолчал в ожидании ответа.
"Да, конечно, Гришенька, если мы сумеем такое сделать, то я согласна прожить жизнь не имея своих детей. Но...", - на полуслове она прервала свою речь, и больше к этому вопросу они не возвращались.
-----------------------------------
После ужина они улеглись в постель и Людмила, постанывая, не переставала восхищённо шептать: "Какой он у тебя большой и как же я его люблю. Почти также, как тебя".
"Вот это да, - мысленно воскликнул Чарнота, - она разделила меня на две части и сделала этот отросток - главным", - подумал так, но ничего не сказал.
--------------------------------
Чарнота выписался из гостиницы и переехал к Людмиле. Они ещё неделю жили вместе, как счастливые молодожёны: гуляли по Москве, пили хорошее вино, ели вкусную еду, купленную в коммерческих магазинах и на рынках сельхозпродукции во множестве функционирующих в то время в столице; и любили, любили, любили друг друга. Семь дней пролетели как 269одно мгновение. За это время Григорий Лукьянович всё-таки успел полностью посвятить Людмилу в свои планы. Он уже не сомневался, что сумеет разобраться в ситуации, сумеет разработать теорию вывода России из кризиса и изложить всё это на бумаге. Его волновало отсутствие молодых преемников, то есть людей, которым бы можно было передать плоды своей деятельности с тем, чтобы те продолжили их с Людмилой дело. Вот этими опасениями он и поделился со своей возлюбленной и теперь уже - соратником. Она его успокоила и заверила, что обязательно найдёт такого молодого человека.
Миновали счастливые семь дней; семь дней их семейного счастья. Чарнота стал готовиться к переезду к "толстовцам". Он купил две пары сапог - кирзовые и резиновые (отдавая ему кирзовые сапоги, продавец гордо заявил: "Скоро вся армия в них переобуется"), плащ (не чета английскому, но тоже хороший), рабочую пару (штаны и куртку), а Людмила подарила ему отличный свитер - тёплый, мягкий, с большим воротом, который, если его свернуть, нежно окутывал шею и создавал впечатление, что находишься в тёплой постели в объятьях любимой женщины; если же не сворачивать, то длина ворота доходила до лба. Свитер успел впитать её запахи. Последний факт Чарнота отметил, когда, по просьбе Людмилы, примерял подарок.
------------------------------------
Путь до коммуны "толстовцев" оказался прост. Григорий Лукьянович нанял извозчика. Назвал адрес и тот сразу спросил пассажира, уточняя:
"Это - к непротивленцам, что ли?"
270 Чарнота сначала не понял, что спросил извозчик, но после того, как тот пояснил: "К непротивленцам, ну - к этим, которые каждого принимают, кормят и отдают всё что попросишь у них. Такой вот ненормальный народ", - обрадовался, что проблем с переездом с таким извозчиком у него не будет. Поудобней усевшись в пролётке, он подтвердил:
"Да, да, любезный, именно к ним и вези меня".
Ехали они долго - часа четыре. Когда каменные городские дома перестали им встречаться, а пошли леса, поля, разграбленные дворянские усадьбы и ничуть не изменившиеся с царских времён крестьянские избушки, извозчик остановил лошадь, сошёл с пролётки, расстелил прямо у дороги коврик и совершил послеполуденный намаз. Когда же возница уселся на своё место и тронул вожжи, Чарнота спросил:
"Кто же ты по национальности, татарин, наверное?"
Извозчик подтвердил правильность догадки своего пассажира, а тот продолжил расспросы:
"Не признаёшь Иисуса Христа?"
"Почему не признаю, признаю - он посланник Аллаха", - ответил извозчик.