"Право же, Александр Васильевич, нужно к таким вещам относиться хладнокровно. Ведь не вы же затевали эту революцию. Не вы царя скидывали. Так что, наблюдайте как бы со стороны и близко к сердцу не принимайте",- попробовал загладить свою вину гость, виновато взглянув на Галину Степановну.
Старик улыбнулся.
"Да ладно, что там. Я это всё понимаю, но дело страдает. Был бы порядок - мы бы такие суда строили - заглядение; и быстро бы строили. Вот нам рулевую машину поставили недоукомплектованную. И, я уверен, на том заводе, где её делали, отчитались чин-чином. А мы от них уже месяц допоставки добиться не можем. Директор поехал в Москву на них жаловаться. А по делу так должно было быть: по договору должен был поставить в такой-то срок; не управился - плати штраф, неустойку. Иногда и платят, а толку - платят-то не из своего кармана, а из государственного. Так всё и продолжает идти шаляй-валяй. Каждому делу хозяин нужен", - ещё раз повторил старик эту свою ключевую мысль и умолк.
"Хорошо, Александр Васильевич, понял вас. Спасибо за разъяснения - сказал Чарнота и, обращаясь к хозяйке, - и вам, дорогая Галина Степановна, спасибо за чай и простите меня".
С этими словами Чарнота поднялся из-за стола и вышел в комнату Петра, кивком головы приглашая хозяина комнаты последовать за ним. Тот 346быстро допил чай, поцеловал мать и вышел за гостем.
Григорий Лукьянович стоял у окна и как только услышал, что за Петром закрылась дверь, повернулся и горячо заговорил:
"Вот, ещё одно подтверждение, что эти люди долго у власти не продержатся. Они или уйдут, или страну погубят, но тогда и сами полягут".
"Если и произойдёт такое, то очень не скоро, - возразил Пётр. - Ресурсы страны на столько велики, что растрачивать их можно ещё очень долго".
Чарнота удивлённо уставился на Петра. Затем произнёс:
"Это учёба тебе так кругозор расширяет, что ты оказываешься способен оценить ресурсы целой России?"
"Возможно, - ответил Пётр. - Давай-ка Григорий Лукьянович, спать укладываться, а то сегодняшний день уж очень бурным оказался - приустал я".
---------------------------
Чарноте постелили на раскладной кровати, а Пётр улегся на своём диване. Когда потушили свет, уже в темноте, Пётр произнёс:
"Когда увидел тебя в крестьянской одежде, сидящим на телеге и читающим "Правду", не поверил глазам своим. Раза три обошёл вокруг, всё всматривался - ты это или не ты. Только потом решился подойти. И только после того развеялись мои сомнения, когда ты меня узнал и бросился обниматься. ЧуднО!"
Чарнота что-то буркнул в ответ и Петька понял, что его друг уже спит.
347 ------------------------------
На следующий день, позавтракав, друзья отправились в Эрмитаж. У Калинкина моста через реку Фонтанку, они с трудом влезли в переполненный трамвай, который по Садовой улице довёз их до Невского проспекта.
Выбравшись из тесноты и духоты на простор с чистым воздухом, они решили прогуляться пешком по Невскому, чтобы, дойдя до арки Главного штаба, выйти на площадь к Александрийскому столпу.
Шагая по проспекту, Пётр обратил внимание на то, что его генерал усиленно о чём-то размышляет.
"О чём думаешь, Евстратий Никифорович?" - спросил он.
Чарнота ответил не сразу. Его взгляд безучастно проскользил по фасаду Казанского собора и только на мосту через Мойку Чарнота заговорил:
"Ты вчера обратил внимание, что твоего отца на работе обозвали троцкистом? Это о чём говорит? - Григорий Лукъянович, не дожидаясь ответа на свои вопросы, продолжил. - А говорит это о том, что Троцкий кому-то проигрывает, если уже на самом низу, как они любят выражаться - "в массах", слово "троцкист" стало ругательством. Остаётся выяснить: кому Троцкий уступает".
"Это так важно?" - спросил Пётр.
Чарнота взял друга за рукав и они, повернув за мостом налево и пройдя метров двадцать, остановились у гранитного парапета набережной 348- так было удобней разговаривать на политически острую тему.
"Очень важно! Зная это, а также зная личные качества победителя, можно вычислить что нас ждёт в ближайшем будущем. Лев Николаевич Толстой стоял между двумя противоборствующими сторонами: царским правительством и революционерами; стоял и призывал стороны отказаться от насилия. Они его не услышали. Большевики выбрали насилие, а что это такое? Это война, а в войне очень многое зависит от военачальника".
"Война уже кончилась. Большевики победили", - возразил Петька.
"Э, нет - большевики временно победили в войне в собственной стране, воюя с какой-то частью своих соотечественников и потому они обречены воевать вечно. Они победили не иноземцев, которым есть куда уходить. Мне как-то в руки попалась брошюрка Троцкого; так вот там он выдвинул идею "перманентной революции". Знаешь что это такое?"
Петька отрицательно покачал головой.
"Перманентная революция - это непрерывная революция. А революция - это социальная катастрофа. Троцкий предлагал нам жить в условиях непрерывной катастрофы. Неспроста это, человек понимал - в какую трясину они влезли и предполагал сопротивляться до конца.
Петька оживился:
"Ну, так тогда и хорошо, что этот мерзавец проиграет!"
"Ничего тут хорошего нет: не Троцкий, так другой. Большевики вынуждены будут постоянно воспроизводить условия войны. Так им легче управлять, и только так они могут уйти от ответственности за свои 349злодеяния. Они говорят, что строят коммунизм, но это - глупость. Все нормальные люди: вот такие как ты и твой отец будут это видеть и станут естественными противниками большевиков, а те будут с такими как вы воевать и так бесконечно. Или до тех пор, пока ресурсы страны не иссякнут".
По реке проплывал кем-то пущенный бумажный кораблик. Пётр смотрел как тот удаляется и когда он совсем скрылся из виду произнёс:
"Да, не весёлую перспективу ты рисуешь".
Чарнота сплюнул на воду, похлопал по плечу своего друга и сказал:
"Во все времена человеческой истории людям жилось плохо, а цивилизация, тем не менее, развивается. Давай-ка этому процессу способствовать. Пошли смотреть царские хоромы".
--------------------------
Со стороны Невы был открыт парадный вход в Зимний дворец - обитель последнего русского царя и его семьи. Друзья поднялись по белой мраморной лестнице на второй этаж. Спросили у служителя музея как пройти в тронный зал. Тот им объяснил.
В тронном зале они задержались не надолго. Чарнота смотрел на великолепие царского трона и сокрушённо качал головой. Затем притянул к себе Петра и сказал ему на ухо:
"Блестящий центр России внутри оказался гнилым".
Пётр согласно кивнул головой.
Они ещё несколько часов бродили по залам дворца-музея. Перекусили 350в буфете пирогами с чаем и отправились в обратный путь. Уже дома Пётр, сидя в кресле у журнального столика, сказал, стоящему у окна Чарноте:
"Я вот думаю: а может быть оправдана вот такая роскошь для правителя земли Русской. Вот мы с тобой ехали в переполненном трамвае, а вагоновожатый сидел в отдельной кабинке и никто его не толкал, не дышал в ухо или даже в лицо винным перегаром или духом гнилых зубов. А если бы водитель находился бы в таких же условиях, что и пассажиры, то трамвай бы и с места не стронулся".
Чарнота усмехнулся:
"Понял твой образ Пётр, понял. Во-первых, в кабине водителя всё просто - нет бриллиантов, золота, хрусталя, а, во-вторых, водители меняются. А если его не менять - завезёт он нас чёрт знает куда, тем более что "вагон", в котором едет целый народ, он не по рельсам катит, а по бездорожью неизвестности пробирается. Ну, а теперь давай - рассказывай мне всё, что знаешь, про Махно и его идеи".
Пётр задумался.
"Нестор Иванович Махно родился в бедной семье. Отец у него умер, когда ему и года не исполнилось - в 11 месяцев, кажется. У матери, кроме Нестора, ещё четыре души детей и ни кола, ни двора. Намаялся он в детстве, а потом - на всяких работах по найму. Богатых ненавидел лютой ненавистью. Даже когда со мной беседовал - всё не верил, что я из рабочих, всё выпытывал: а не из богатых ли я. Ненавидел он и всех 351чиновников царских потому, что и от них натерпелся. В молодости он в банде был, банде молодых анархистов - грабил банки, почту, богатых одиночек. Даже убивал людей за то, что они богатые или чиновники. Его же за это в 1910 году к смерти приговорили, но помиловали как малолетку. Я так думаю, что анархия его тем и привлекла, что предполагала отказ от всякой власти, от всякой государственности, а потому - и от чиновников-паразитов. Идеи анархизма, как он их понимал, он попытался реализовать в анархической коммуне под Гуляйполем, куда сам приезжал и наравне со всеми работал. А в войске своём был абсолютным диктатором - психом".