Как и то, что хотя монголы обожали Люси, меня они явно невзлюбили, особенно Таж Хан. Они открыто потешались над тем, как я болтался на лошади. Чтобы сделать забаву еще веселее, один из них то и дело отделялся от компании и спугивал диких кроликов, которые выскакивали из своих нор и разлетались врассыпную. Мой пони начинал возбужденно бить копытами и сломя голову мчался за одним из кроликов, пока кто-нибудь из монголов не нагибался в седле чуть ли не до земли и не пускал стрелу из лука.
Поразить цель в таких условиях было равносильно тому, чтобы попасть в снежинку во время снежной бури. Тем не менее никто из них ни разу не промахнулся.
— Йей! — крикнул Таж Хан и подскакал ко мне.
Ему было лет тридцать, а может, шестьдесят: иссохший — кожа да кости, — он выглядел так, словно существовал вечно.
— Йей! — повторил он, потер ладонью живот и ткнул большим пальцем себе в рот, видимо, спрашивая, хочу ли я есть.
Я настороженно ждал, что будет дальше. Конечно, я был голоден, но меня тошнило от человеческой пищи, и я сильно сомневался, что в этой варварской орде мне могут предложить что-нибудь получше обычного гамбургера.
Внезапно у него в руке появился длинный нож, такой острый, что тонко отточенное лезвие казалось почти невидимым.
Нагнувшись к голове лошади, Таж Хан что-то прошептал ей на ухо, успокаивающе похлопал по гриве и приложил тесак к одной из пульсировавших на шее вен. Вжик — и он полоснул ножом по собственному пони!
Как только из вены хлынула кровь, Таж Хан присосался к ране и начал с удовольствием глотать алую дымящуюся жидкость.
Лошадь даже глазом не моргнула. Только теперь я заметил, что ее жилы были в разных местах иссечены аккуратными надрезами. Похоже, несчастное животное служило не только транспортным средством, но и передвижной кухней.
Вдоволь насосавшись крови, он залепил рану каким-то клейким веществом, и кровотечение сразу прекратилось.
«Какая гуманность», — подумал я.
И тут он дружелюбно протянул мне нож.
Я только молча покачал головой.
Таж Хан презрительно сплюнул. Он отъехал от меня и передал нож Люси.
Она взглянула на меня с едкой усмешкой, напоминавшей те, что были на лицах у монголов, и без малейших колебаний отведала крови собственного коня.
Господи, что за женщина!
Глава 59
Среди всадников послышался громкий смех, а потом язвительные комментарии, явно относившиеся ко мне. Это нравилось мне еще меньше, чем тряска на проклятом пони. Мое терпение быстро истощалось, став таким же узеньким и тонким, как лезвие ножа Таж Хана.
— Что они говорят? — обратился я к Люси, которая ехала теперь рядом со мной, возможно, для того, чтобы лучше за мной присматривать. — Переведи, пожалуйста.
— Хм. Ну, если выразиться помягче… они сравнивают тебя с трусливыми кроликами, на которых любят охотиться.
В голосе Люси звучало легкое сочувствие, но, кажется, это ее скорее забавляло. Мне стало совсем тошно.
— Ладно, — сказал я. — Значит, я кролик. Хорошо, пусть будет так!
Я перекинул ногу через спину пони и соскользнул на землю. Как же здорово было снова оказаться на твердой почве!
Люси взглянула на меня с удивлением и беспокойством.
— В чем дело, Хэйз? Сейчас не время дурачиться.
— Скажи им, пусть поохотятся на меня, — предложил я. — Все сразу. По-настоящему. Без всяких скидок. Пусть убьют меня, если смогут!
Люси нахмурилась, и я увидел, что она действительно испугана.
— Хэйз, перестань. Тут нет ничего личного, это просто культурные различия.
Но я остановил ее, резко подняв руку.
— Какие, к черту, культурные различия — это мужской разговор. Вопрос в том, мужчина я или нет. Ты сама знаешь.
Она неохотно согласилась передать мои слова банде кочевников, которые с любопытством смотрели на меня. Когда Люси закончила, они снова засмеялись, еще громче и грубее. Таж Хан что-то ответил ей на своем варварском наречии.
— Он говорит, ты умнее, чем кажешься, — перевела она, — ловко воспользовавшись их законом, запрещающим убивать сумасшедших.
Я сухо улыбнулся:
— Передай им, что если кто-нибудь из них хоть раз в меня попадет, я не заберу у него лук и не сломаю его вместе со стрелами.
Люси высоко подняла брови, но повернулась к всадникам и перевела им то, что я сказал.
Тут они наконец рассердились.
Смех затих, и вместо улыбок появились угрожающие взгляды. Тогда я помахал над головой пальчиками, изображая заячьи уши, и сделал несколько дурашливых скачков в сторону.