…с незнакомой рыжей девицей, конопатой и тонкой.
…с кудрявой девчонкой лет двенадцати, хохочущей над его ошибками.
…с парнем, покрытым шрамами, который эти ошибки исправлял.
…с Грейс, боявшейся прикосновений.
Сидр, честно сказать, пьянил не сильнее воды, но вскоре Джек совершенно потерялся во всём этом – в дыму, в звуках музыки, в случайных прикосновениях. Кто-то его поцеловал в щёку, смеясь; он кого-то поцеловал в ответ. Переходил от костра к костру, от круга к кругу, везде чужой и везде свой. Оглядывался, когда слышал знакомые голоса; искал взглядом Ширлу, Сирила, Жюли или хотя бы Анну, словом, хоть кого-то, кого знал дольше, чем десять минут, но не находил, и оттого головокружение становилось ещё сильнее.
Искры – ярче. А небо – ближе.
И когда взгляд его выхватил из толпы узнаваемый силуэт, то это было как удар под дых.
– Погоди, – обернулся он к партнёрше по танцу, молодой ясноглазой женщине с каштановыми волосами, убранными в пучок. Отступил в сторону от круга света, от пляшущих, от костра. – Я… я вернусь, просто увидел кое-кого. Пойду поболтаю.
Он увернулся от объятий, чувствуя себя немного виноватым, поднырнул под чью-то руку – и начал пробираться между пляшущих и праздно слоняющихся к скамье чуть на отшибе, под старым дубом, чёрным и неподвижным в темноте. По дороге прихватил у жаровни два кубка с горячим пряным вином и зачем-то лепёшку с сыром, хотя голоден уже не был…
Что-то царапнуло по руке.
«Шиповник, – понял Джек, опустив взгляд и увидев отклонившуюся от зарослей ветвь, на которой были и оранжевые ягоды-фонарики, и ароматные бледные цветы. – А я и не заметил».
Он попытался лизнуть царапину на ходу, едва не разлил вино – и в итоге выскочил перед Сирилом с самым глупым видом, какой только можно представить.
Сирил, впрочем, не удивился.
– А, это ты, – сказал он, бросив взгляд искоса. И забрался на лавку с ногами, обнимая колени. – Если ты мне принёс вино, то зря. Я не буду.
– Не пей, – легко согласился Джек, присаживаясь рядом и с наслаждением вытягивая ноги. После танцев мышцы приятно ныли от усталости. – Я тут на лавку поставлю, если ты передумаешь…
– Не передумаю, – сухо откликнулся Сирил, глядя прямо перед собой. Глаза у него сейчас казались чёрными; в них бродили отсветы пламени. – Ты не видел Ширлу?
Джек запрокинул голову.
Небо за переплетением чёрных дубовых ветвей напоминало витраж. Чистое пение флейты, дребезжание бубна, гнусавый гул инструмента, похожего на волынку, смех, топот, звяканье кубков и разговоры – всё словно было очень далеко.
– Не видел. Но я специально и не искал, если честно, меня сразу утащили плясать.
– Ширла была странная, – произнёс Сирил. Теперь уже казалось, что он нарочно избегает смотреть Джеку в глаза… да что там, просто в его сторону. – Она показалась мне очень грустной и подавленной. Если бы мы были дома… в нормальном мире, то я бы отправил её к психотерапевту.
«Звучит тревожно… А я и не обратил внимания».
– Думаю, Жюли проследит за тем, чтобы с ней ничего не случилось, – ответил Джек, утешая больше себя самого, а потом поднялся. – Но вообще, наверное, стоит найти её и убедиться, что всё в порядке…
Он не успел сделать и шага, когда почувствовал, что плащ натянулся.
Сирил держался кончиками пальцев и по-прежнему не смотрел на него, но хватка была цепкой.
– Не уходи, – попросил он тихо. – Посиди ещё.
– Ладно, – согласился Джек, чувствуя себя совершенно обескураженным. – Давай посидим.
И он опустился обратно на скамью.
Молчали они… пожалуй, долго. Время как будто текло мимо них – летело ввысь ворохами искр, растворялось в аромате вина и в дыму. Музыка накатывала волной и отступала, как прилив. Угасала, окончательно сходя на нет, полоса заката над горизонтом.
Становилось холоднее.
А потом Сирил сказал:
– У меня день рождения, наверное.
Джек вздрогнул, отмирая:
– Наверное?..
– Ага, – кивнул он. – Жюли сказала, что это ночь зимнего солнцестояния. Ей виднее, у меня как-то не задалось с местным календарём… Значит, двадцать первое или двадцать второе декабря. У меня день рождения двадцать второго.
Он склонил голову чуть ниже, обнимая собственные колени немного сильнее.
Тёмные ресницы дрожали.
– И… сколько тебе исполняется?
– Формально двадцать четыре, – усмехнулся Сирил, обнажая белые зубы. – На самом деле двадцать. Наверное, – повторил он. – Не знаю. Джек, я… я запутался.