Они прошли на кухню. На пожелтевшем от копоти шкафу, висевшем над умывальником, было написано чем-то красным, как вначале подумали ребята, маркером: «Ешьте! Все горячее!» На плите стояли кастрюля и сковорода. Это была самая большая кастрюля из всего запаса посуды бабы Фроси. И сковорода была тоже самая крупная, привезенная сюда мамой Антониной.
Ремневы подошли к плите. Ваня решил приподнять на кастрюле слегка дребезжащую крышку, взял ее двумя пальцами, но тотчас испытал боль от ожога и отбросил ее в сторону. Ребята внимательно смотрели на содержимое их знаменитой кастрюли и постепенно понимали, что в наваристом бульоне покачивается разваренная и ставшая очень большой голова бабы Фроси. Голова плавала кверху лицом. Она подпрыгивала в кастрюле, словно пританцовывала, а из лопнувших глаз брызгали горячие жирные капли.
— Не смотри! — крикнул юноша своей словно завороженной увиденным кошмаром сестре и закрыл левой ладонью ее оторопелые глаза. — Выйди из кухни и стой там! Нет! Никуда не двигайся, стой здесь, поняла?!
Ваня решил, что надо сейчас же вызвать милицию или, еще лучше, позвонить Софье, которая сама решит, что им сейчас делать. Он хотел шагнуть в сторону коридора, где на обшарпанном трельяже стоял старый зеленый телефон, но почувствовал, что его ноги с трудом отрываются от пола. Юноша испугался, не потеряет ли он сейчас от шока сознание, посмотрел вниз и только тут заметил, что они с сестренкой стоят в обширной и густой луже крови. Ремнев проследил глазами источник поступления крови и увидел, что она натекла из холодильника. Ваня распахнул дверцу. Кровь стекала из морозильной камеры. Он открыл ее и увидел искривленные, потрескавшиеся стопы Евфросиньи. Здесь же лежали разрубленные голени, а на внутренней пластмассовой панели холодильника было коряво выведено тем же красным цветом: «На студень!»
Глава 52. Я — Скунс
Двери двухэтажного флигеля уже часа два как стали зоной особого внимания мужчин в камуфляже с эмблемой охранной фирмы «Эгида-плюс», четверо из них сидели в «семерке» вишневого цвета, запаркованной на тротуаре, напротив входа в здание, возле которого прохаживался рослый охранник, а остальные должны были незаметно занять заранее размеченные посты, чтобы в ближайшее время по команде Сергея Плещеева приступить к операции по задержанию Игоря Кумирова и его банды.
— Черемуха на связи! — обратился в микрофон сидевший в «жигулях» на первом пассажирском сиденье Сергей Петрович. — Всем ягодам: ни шагу без моей команды! Помните условия игры: брать Малину на поляне внезапно и быстро, замешкаемся, потеряем очки!
— Сергей Петрович, может быть, я пойду первым? — Станислав Весовой, сидевший за рулем, нервно отер рукавом лоб и тяжело вздохнул. — Я ж его с детства знаю. Умом понимаю, а сердце не соглашается, что он в такое чудовище превратился!
— И я тоже, разрешите, а? Мой покойный отец с ним как-никак в одном классе учился, — высоким голосом начал в затылок шефу «Эгиды-плюс» уже надевший омоновскую маску Борис Следов. — Я уже несколько приемов задержания преступников выучил. И боксом усиленно занимаюсь. Все под руководством Станислава Егоровича. Большое ему за это спасибо!
— Вы знаете, господа, я тоже давний приятель Игоря Семеновича, поэтому, если Сергей Петрович сочтет это возможным, то я тоже туда с вами за компанию отправлюсь. Я ему и первую помощь окажу, если возникнут какие-то нюансы. — Федор Данилович ободряюще похлопал Следова по колену, на что тот удивленно скосился в его сторону и смущенно улыбнулся. — Ничего, ничего, Боря, это я так, по-отечески.
— Я понимаю, коллеги, ваши благородные мотивы и очень вами горжусь, но нам не столь часто доверяют подобного рода операции, и мне бы хотелось провести это задержание с минимальными потерями. Если обстоятельства позволят, конечно, я вам предоставлю право, простите за сравнение, первой ночи. — Плещеев вновь обратился в эфир: — Черемуха — всем ягодам! Доложите обстановку!
— На связи Ежевика-один, нахожусь в точке «А», — раздался в салоне хрипловатый мужской голос. — Лукошко наготове.
— На связи Ежевика-два, нахожусь в точке «Б», — тотчас возник голос с легким кавказским акцентом. — Лукошко наготове.
— На связи Ежевика-три, нахожусь в точке «Ц», — не сразу послышался очень густой бас. — Лукошко наготове.
— Уважаемые ягодники! Уважаемая Черемуха! Говорит Барбарис! — вторгся в эфир еще один мужской, странно знакомый сидевшим в «жигулях», голос. — Хочу вам сообщить новые условия нашей радиоигры: у Малины в лукошке — Морошка. Примите это обстоятельство к сведению!