Профессор сообщил мне, что может ослабить боль, но только если я сделаю хотя-бы жест рукой. Но невозможно. Всё тело онемело, хоть я и пытался совладать с собой. И я испытывал ненависть к Вольтеру, ведь он венец всей этой боли. Я знаю он хочет лишь моих мук, кровожадный старик. Пытаемая болью, моя ненависть росла с каждой минутой. И если мог бы прокричать всего лишь слово, этим словом был бы гнев.
Не знаю, в этом ли дело, но ярость помогла, и я смог, хоть и с большим трудом, но сместить руку в сторону. Клешни оставались неподвижным грузом, безвольно обвисая от локтя. Я пытался сосредоточится сильнее, но это только умножало боль. Обессиленным я бы свалился с ног, если мог бы устоять до того. Я хотел закончить это раз и на всегда, но такого шанса не было.
После первых движений, видимо, чтобы закрепить успех, надо мной провели несколько операций, и каждый раз без обезболюющего. Мне просверливали хребет и заливали меж позвонков крайне болезненные уколы. В скорее после этого, я смог увидеть своё новое тело. Эта картина ввела меня в ступор, я почувствовал, как что-то начало покалывать меня у волос, словно седина проедала себе путь. Изуродованное тело не похожее на меня. Я бы ни за что не узнал себя в том зеркале, словно монстр смотрит исподлобья и вот-вот сорвётся с места. Это ужасающее зрелище провоцировало отторжение и отвращение. Посиневшая кожа, усеянная ожогами, рытвинами, шрамами и швами, а под ней метал. Лицо незнакомца, столь же пугающего, как незваный гость посреди ночи в доме. Лицо как подожжённая восковая фигура, половина которой расплавилась, застыв длинными багровыми рытвинами, а другую кто-то исцарапал. Среди швов, я заметил пугающе свежий шрам над сердцем, но это было лишь крупицей в настигавшем меня ужасе.
Не дожидавшись пока я смогу сжимать клешни, они подвесили меня и заставили перебирать ногами. Грести воздух оказалось утомительно, но силы возвращались. Я креп телом, вновь возвращая над ним власть, клетку за клеткой, сантиметр за сантиметром, я всё сильнее контролировал себя. От боли, теперь мне не удавалось уснуть по ночам, и если мне получалось заслужить, то мне прописывали морфий. Без него, я мог несколько ночей подряд не спать, пока в очередной раз не повисну без сознания на тренажёре. Это как метод кнута и пряника в своём изощрённом виде.
Мне казалось прошли годы в заточении, лишь изредка дни могли оставить по себе память. Эти мысли развеял профессор, когда объявил, что мне нужно научится самостоятельно передвигаться, хотя бы на четвереньках, но самостоятельно. Мне дали пару костылей и отцепили тросы, после чего я тут же плюхнулся на пол. Словно гром ударил, током пройдя по всему телу и в итоге, застыв импульсом в мозге. Задержав дыханье, я согнул ноги, и ползком покарабкался вперёд. На протяжении нескольких следующий дней, я провалялся на полу в попытках вскарабкаться к первой ступени лестницы. Когда и это получилась, профессору было мало, и он приказал застыть на месте, упёршись в пол клешнями, вознаграждая кубиком морфина за каждые полчаса в таком положении, как собаку на дрессировке. Это ещё больше питало во мне ненависть к всем окружающим меня людям, собравшимся словно на цирковом выступлении, и к Вольтеру в особенности.
Ненавижу, если бы он только знал, как сильно я его ненавижу. Каждый раз, когда обессиленный падаю на пол и умоляю прекратить эти страдания, я больше всего на свете хочу бросится на его хрупкое тело, и перегрызть глотку. Вцепится тем, что у меня осталось от зубов, его артерии и разорвать их. В тайне, я мечтал вырваться от этих телесных оков, и мысли о смерти не раз и не два навещали меня перед забвением в морфиновых снах. Просыпаясь, я ощущал волну гнева, посещающую моё сознание вскоре после болезненных судорог. Гнев проходился раскатистым ударом отражаясь эхом в памяти.
Глава 4
Зверь
- Уводите женщин! – где-то из глубины обесцвеченного тоннеля, донёсся встревоженный мужской голос.
- Отставить панику, профессор. – размеренным тоном послышалось в ответ. – Двери будут закрыты до тех пор, пока мы точно не убедимся, что безопасность в лаборатории восстановлена в полной мере.
- Будьте же вы человеком, ну хоть выдайте мне оружие.
- Оружие? Вы не солдат. – военрук заявился спустя несколько минут, после тревожного звонка от нерасторопного дежурного. С тяжёлой винтовкой наперевес, он пристально вглядывался в темноту тоннелей, которые ещё несколько часов назад освещал холодный свет ламп. - И вы более не можете считаться надёжным лицом для Арканзела, так что нет. Хотите защитить себя, не мешайте нам устранить сбежавших, по вашей же вине. Ну или используйте свою хвалёную руку, она ведь вам так помогла в подъёме по карьерной лестнице.