Пастух осёкся и задумался. Я его понимаю. Он сюда эту отару, может, не один месяц вёл, о каждой овце заботился, что вдруг захромает и не дойдёт. А теперь его мир перевернулся вверх тормашками. Я продолжал швырять овец. Теперь получалось, что овцы приземляются не на доски, а в толпу таких же овец. Вы думаете, те овцы, на которых падали их соседки, хотя бы подвинулись? Как бы не так! Они тупо смотрели, как новые и новые их товарищи падают им на спину и только недовольно мекали. И только, когда граница кучи достигла всей ширины мостика, некоторые стали отбегать от края. Недалеко.
- Так! – выдохнул я, – Гоните эту группу в замок! А я пока ещё набросаю!
Пастух понимающе кивнул и побежал по мостику, размахивая своим длинным посохом. Пинками и ударами палки, криками и тычками, он, наконец, придал этой кучке овец нужное направление. Овцы затрусили к воротам. А я принялся за новую партию.
На самом деле это было нетрудно. Собаки не давали овцам разбежаться, гнали их плотнее друг к другу. Получалось, что, когда я выдёргивал одну овцу из отары, её место тут же занимала другая овца. Мне не приходилось бегать и ловить их. Я только наклонялся и бросал, наклонялся и бросал. Когда овец на мосту скопилось ещё под три десятка, вернулся из замка чабан. И тут же принялся пинать эту кучу в нужном направлении. Я подождал, когда место на мосту освободится и принялся швырять новую порцию.
Дело нехитрое. Наклоняешься, хватаешь двумя руками овцу за шкуру, одной рукой в районе загривка, другой в области крестца, распрямляешься, поднимая эту тварь за счёт становой силы спины, одновременно слегка раскручивая тело в сторону броска, и швыряешь эти шестьдесят-семьдесят килограммов в ту сторону, куда раскручивался. Овца шмякается, иногда на спину, иногда на бок, и скользит по доскам до той кучи, которая уже сформировалась на мосту. И там начинает сучить ножками, пытаясь подняться. А ты уже наклоняешься за следующей. Одним словом, рутина.
И вот, наклоняюсь я за очередной овцой, хватаю её за шкирку, поднимаю и … овца поворачивает голову и говорит мне: «ГАВ!!!». И щёлкает зубами, прямо перед моим носом!
У меня от испуга разжались руки. А пастушья собака ловко упала на все четыре лапы, встряхнулась и посмотрела на меня укоризненно, мол, экий ты братец, невнимательный! Смотреть надо, куда руки протягиваешь!
Нет, на самом деле, это счастье, что пастушьи собаки такие умные. Такой пёс одним движением челюстей способен перекусить сразу обе руки. Лечись потом! Однако, собака поняла, что я не ворую овец, не пытаюсь сделать им плохо, а помогаю её хозяину, пастуху. Поэтому только предупредила меня, по-своему, по-собачьи. А кусать не стала. Вильнула хвостом и исчезла, подгоняя ко мне новых и новых овец.
Я вытер пот. Нет, не оттого, что много овец уже перекидал. И принялся швырять уже медленнее и разборчивее. Предварительно проверяя, есть ли у очередной овцы рога. Если есть, тогда швыряю.
Наверное, собаки тоже поняли, что близко ко мне бегать не стоит. Они подпирали стадо по краям, не давая разбежаться. Больше ни одной собаки мне в руки не попалось.
Не скоро, совсем не скоро удалось переправить отару через мостик. Я вымотался как следует. Пару раз, на заре моей юности, когда возникала внезапная нужда в карманных деньгах, и не к кому было обратиться за ссудой, я подрабатывал со своими товарищами, такими же оболтусами, на погрузке и разгрузке вагонов. Так вот, сегодня было тяжелее! Несмотря на то, что в последнее время я стал гораздо сильнее и выносливее. Когда всё закончилось, я стоял тяжело дыша и с трудом пытался унять колотящееся в груди сердце. Пастухи загоняли в замок последнюю партию овец. Я догнал того, с кем торговался и положил ему руку на плечо.
- Давай расчёт! – выдохнул я, – У меня путь дальний.
- Где же я тебе денег возьму? – как и ожидалось, воскликнул пастух, – Вот, когда со мной управляющий замком рассчитается …
- Вместе пошли! – потребовал я, – А то, знаю я вас! Спрячешься в замке и будешь ждать, пока я не уйду!
- Да ты что? – начал было пастух, но потом посмотрел пристально мне в глаза и покорно кивнул, – Ладно, пошли. Но, сразу после рассчёта – вон из замка!
- И не больно-то хотелось! – проворчал я, втайне ликуя.
Я вошёл во внутренний двор и скромно встал возле ворот. Под зорким приглядом стражников. Впрочем, и пастухи не посмели идти вглубь двора. Овечек уже угоняли вглубь двора расторопные слуги, а перед пастухами стоял толстенький мужичок, весьма изысканно одетый и в четвёртый раз пересчитывал серебро. Пастухи переминались с ноги на ногу, не решаясь побеспокоить такого важного человека. Наконец, мужичок убедился, что лишнего не отдаст и, с тяжким вздохом, пересыпал серебро в руки пастуха. Теперь принялся пересчитывать деньги тот. Тщательно, монетка за монеткой, считая про себя и шевеля губами от напряжения. Наконец поднял глаза.