Я ничего не понимал. Как и горожане. В средневековом судопроизводстве личное признание обвиняемого – краеугольный камень! Потому и применяются самые жуткие пытки, чтобы добиться этого самого признания. А тут – «улик хватает». Было очень похоже, что кто-то творит страшный беспредел и старается быстренько замести следы. Хотя, чего там, «кто-то»! Ясно, кто! Герцог Истодский! Чьи судьи выносили приговор?
Я тогда сильно ошибался, но надо принять в расчёт, что я тогда не знал многих обстоятельств. Которые вскрылись гораздо позже. А пока я ждал, когда же услышу, что маг Тангус прямо на допросе превратился в птицу и улетел. Или прошёл сквозь стену и растворился в солнечном свете. Но, ни о чём подобном, на рынке не судачили. Говорили лишь о том, что казнь назначили на том самом проклятом турнирном поле. Ровно в полдень.
Судачили, почему не на рынке, как обычно. Потом горожане пришли к выводу, что рыночная площадь не сможет вместить всех желающих посмотреть на такое зрелище. А ещё, среди осуждённых, благородный господин ши Турвас. Ему будет оскорблением погибнуть на рыночной площади!
Может, на казнь собралось и меньше народа, чем на турнир, но всё равно, весь город собрался там, у помоста. И, как я не упирался, стараясь оказаться ближе к помосту, меня всё же медленно оттесняли. Но, всё же, я был в первых рядах. Не в самом первом, но среди первых пяти рядов.
Организовано всё было просто. Посреди бывшего турнирного поля воздвигли широкий помост. На помосте стояла колода. В колоду был воткнут топор. Скорее, даже не топор, а боевая секира. Широченная, и отточенная до бритвенной остроты. Рядом с колодой прохаживался взад и вперёд палач. Одет он был невзрачно: по пояс голый, в одних штанах и башмаках, с надетым широким кожаным фартуком, как у мясников, чтобы не забрызгаться кровью. Единственной приметной деталью была ярко-красная шапочка, вроде современной балаклавы спецназовцев, с прорезями для глаз. Только к этой шапочке было приделано внизу продолжение, вроде широкого воротника, обрезанное внизу квадратными зигзагами. Нет, «квадратные зигзаги», это неправильное выражение. Зигзаги не бывают квадратными. Но, надеюсь, вы меня поняли. Низ этой шапки с воротником был вырезан так, что получались квадратики.
Палач прохаживался по помосту взад и вперёд, скрестив могучие руки на груди. А что ему ещё делать? Только хвастать силой и удалью перед жителями. До казни ещё далеко.
Перед помостом широкое пространство было огорожено толстыми верёвками, почти канатами. Чтобы ни одна живая душа близко к помосту не приближалась. И по этому широкому проходу прохаживались стражники, по паре с каждой из сторон. С алебардами. И становилось ясно, что любого, кто рискнёт пересечь эту верёвочную границу, ждут неприятности. Хорошо, если сразу не зарубят, как пособника смутьянов, желающего их освободить. Хотя самих бунтовщиков ещё не привезли. И для них приготовили отдельный проход к помосту, тоже огороженный верёвками.
Получалось, что те, кто стоит в первом ряду, вынуждены сопротивляться не только соседям, которые норовят оттеснить их с лучшего места вглубь, но и напору остальной толпы, чтобы не выпереться в огороженное пространство. Трудная задача, между прочим!
Ровно в полдень по проходу к помосту прошёл строем отряд военных. И солдаты, с обнажённым оружием, чётко поворачиваясь на каблуках, под барабанный бой распределились вдоль натянутых верёвок. Лицом к толпе. Да так плотно, что проскочить между ними оказывалось совершенно невероятным. Теперь на помост приходилось смотреть поверх их голов. И всё равно, почти ничего разглядеть не удавалось.
- Везут! Везут! – прошелестело в толпе народа.
Теперь барабан отбивал беспрерывную дробь. Она длилась и длилась, тянулась и тянулась, щемила душу и выматывала нервы. Когда стало казаться, что больше этого вынести нельзя, в проходе показалась процессия. Три узника шли, сцепленные одной цепью, закованные по ногам и рукам. Впереди процессии шёл офицер, с обнажённым мечом в руке. Конвоировали приговорённых копьеносцы, загораживающие собой узников с обоих сторон. Замыкал процессию ещё один офицер, тоже с обнажённым мечом.
Приговорённые шли медленно, хромая и еле волоча ноги. Одеты они были в чистые, белые рубашки, в одинаково серые, явно тюремные, дерюжные штаны, босиком, с обнажёнными головами. Сквозь строй солдат мелькнуло на мгновение лицо Тангуса. Разбитые губы, заплывший глаз, разбухший нос, шрам на лбу. А ведь, наверняка, их приводили в порядок сильные маги воды! Да и сам Тангус хороший лекарь. Это как же надо человека пытать, если даже маг не смог привести приговорённого в приличное состояние?!