Хранитель внезапно поднялся на ноги и достал из кармана небольшой, похожий на полотняный, мешочек, высыпав на ладонь зерна, он подал их Да-Дегану.
— Что это? — спросил рэанин.
— Семена, — отозвался эрмиец. — пшеница. Злак, из которого издревле пекли хлеб. Ничего подобного в Лиге нет. Все те виды и сорта, которые вам известны, менялись давно и долго. А это…. Считайте, это исходным вариантом. Если вы посадите эти семена в почву в подходящей климатической зоне — они прорастут и дадут урожай. Не знаю, зачем я говорю вам это, зачем уговариваю. Наверное, у вас и выбора-то особого нет, как ударить по Эрмэ. Но тогда, более всего вероятно, что все эти хранилища строились совершенно напрасно. И эти сокровища не достанутся никому….
Задумавшись, Да-Деган покатал зерна на ладони пальцам той же руки. На губах возникла улыбка. Отчего — то ему казалось, что от золотистых зерен исходят тепло и свет. Совершенно так же, как сияние и надежда изливались из глаз Лиит.
Хотелось отмахнуться. Не верить. Хотелось открыть пальцы, что б высыпалось это живое золото из рук, как песок с ладоней вечности. Хотел и не мог. Невольно воспринимал слова эрмийца как правду, как истину. Мог кривить губы, делая вид, что погряз в неверии. Но не верить не мог.
Инстинкт, неведомое древнее чутье, не приводя десятков сложных аргументов, воспринимало зерна на руке полновесным золотом. Раритетом, которому нет цены.
Зажав зерна в ладони, он невольно притянул ладонь к груди. Туда, где глухо билось сердце. Сжались губы….
— Как же? — произнес он, — Как же вы могли…. Довести планету до такого состояния?
— Мы…. - усмехнулся Хранитель. — Так же, как и вы. Нет разницы меж вами и нами. Чьи-то предки бежали от катастрофы. Чьи-то, оставшись, пытались выжить….
Гулко бухнуло в груди, словно подтверждая. Горечь разливалась по губам. Когда — то не верил словам Императора, злости и гневу в интонациях. Отрицал и закрывался от того. Не верить Хранителям…. Быть может, оттого, что не пытались навязать ему эту правду, не душили ею, как веревкой, сдавливая горло, верил. И от веры мягким становилось сердце, сжималось трепеща.
Пустыни и песок, ядовитая атмосфера. Небольшие города под куполами и более крупные, укрытые толщами скал. Не понятно было, как измученная искорка жизни не сдалась смерти, не ушла в небытие, прячась от неимоверной тяжести бытия. Казалось, Эрмэ не знает запретов. Ни перед чем не останавливались ученые Империи. Ни на что не смотрели как на святыню.
Но отчего — то вдруг, внезапно пришло осознание. Не выбирают средств там, где выбора нет. Когда единственный выбор — жизнь или смерть, на что не пойдешь ради жизни? И так легко сорваться, переставши быть человеком, не по видовой принадлежности, но по состоянию души, бредя по этому пути.
— Спасибо, — произнес Да-Деган, подчиняясь внезапному порыву, зову момента, посмотрев в юное лицо Хранителя. — Я был не прав. Я видел монстра и не видел в нем души и чувства. Я считал самое разумное — уничтожить Эрмэ, развеять прах. Но…. Я сделаю все, что могу, что б сохранить то, что вы хранили столетия….
17.
Словно во сне вспоминается. Три дня всего было, что б увидеть иную Эрмэ, чем знал до этого. Но эти три дня, как граница. И пока путешествовал в обществе Хранителей, словно изменился и сам.
Пришло понимание. Накрыло шквалом — нет ничего общего у кучки Властителей с истинным ликом Эрмэ. Накрыло с головой, сжало сердце жалостью. Как и Лигу когда-то жалел, жалел эту уставшую, саму на себя не похожую планету.
Словно кто — то возложил на нее венец страданий, избороздив язвами пустынь ее некогда цветущее лицо. И неважной была дикая первобытная мощь воинов, и безразличным высокомерие Властителей. Только поражался тому, как играются, вырывая из рук, друг у друга власть, вместо того, что б помочь собственному миру.
Впрочем, что до мира Имущим Власть? Кривились губы….
И не мог, заставить себя уже не смог бы — отдать приказ, разрушить увиденное. Ведь в изумлении взлетали брови, когда касались руки прозрачных колб, хранивших… столь много, так много хранивших!
Как брел, словно во сне, в бреду мимо криокамер с замороженными эмбрионами существ разных видов. Было б желание и упорство — вернулась бы жизнь….
Кусал губы, понимая, что чуть уже не сделал непоправимый шаг, увлекая все это… в никуда. В пустоту небытия.
Шатало, едва стоял на ногах, а успокоиться, сбросить напряжение не мог. Било тело ознобом, как в холодных стенах Файми. То ли оттаивал от ненависти своей. То ли напрочь замерзал, не находя выхода, не зная разгадки, правильного ответа.