– Пока ты будешь мне играть на гитаре и петь? – спросил я. Вика была одна из тех редких девчонок, которые были в ладах с этим сугубо мужским инструментом. Да и голос у нее был приятный, глубокий, как и положено Виктории.
– Нет, красавчик, ты будешь играть и петь для меня. Ну пожалуйста! – взяла она мою руку и поцеловала. – Я слышала твою новую песню. «Девушка танцует». Это же чудо какое-то! Ну спой, я хочу ее услышать еще раз.
Она всучила мне гитару и села на деревянный пол прямо передо мной.
Я запел. Она смотрела на меня улыбаясь, и в глазах ее были слезы. Искренность светилась кристаллами. Они замерли и не хотели падать.
Когда я закончил, она тут же встала, подошла ко мне и обняла.
– Обожаю тебя, Макс!.. Только не разочаровывай меня. Скажи, что это песня про меня, для меня, что это твой подарок мне.
Я молча опустил глаза на гитару, провел по струнам рукой, чтобы как-то нарушить это тягостную паузу. Гитара ответила мне понимающе. Умная женщина.
– Ты пел ее позавчера на дне рождения у Светки. Это было так приятно.
– Ну пел, и что? – посмотрел я на свою Викторию многозначительно.
– А то, что все, кто там был, решили, что ты написал это про меня. И я тоже.
– А почему они так решили? – снова погладил я гитару, та ответила всеми прекрасными медно-никелевыми струнами своей широкой души.
– А про кого ты еще мог такое написать? – еще очаровательнее улыбнулась Вика. Слез и след простыл. Они высохли так же незаметно, как роса поутру. – Все было написано у тебя в глазах, – пыталась она прочесть в моих глазах подтверждение.
Мне снова пришлось спрятать глаза в деку. На самом деле я сочинил очередную песенку с вымышленной героиней, но в тот момент мне пришлось соврать. Вика вымолила из меня это вранье во благо. В общем-то мне было не жалко. Щедрость – еще одна черта, против которой не может устоять ни одна девушка.
– Да, тебе… – улыбнулся я Вике самой честной улыбкой, потому что в моей голове уже крутился мотивчик другой, совсем новой песни, которая по праву будет принадлежать только ей. У каждой любви были свои мотивы. Я не стал рассказывать Вике, что посвящал ей все свои заброшенные шайбы. Что на льду именно она была моей музой. Я понял, что ей хоккей до лампочки, и лампочка эта энергосберегающая, которая может гореть всю жизнь. Хорошо, сосед научил меня в свое время играть на гитаре. Ну а что может испытывать девочка к шайбе на льду. Только холод. Хоккей – это всего лишь игра. Что тут поделаешь, разве что приложить к сердцу лед. Я не принимал к сердцу ничего ближе льда. Тут шайбами не отделаешься, хоть порви ими сетку, ей музыка нужна, танцы, поцелуи. Кстати, целовалась она вкусно.
– Где твое сердце? – оторвала она голову от моей груди.
– Оно ледяное. Там лед.
– Вот почему ты так холоден?
– Почему?
– Если начнешь принимать все близко к сердцу, лед может растаять.
– Романтично, но есть одно – я люблю выигрывать.
– И что это значит?
– В нашем городе нельзя просто играть, здесь надо выигрывать, если хочешь из него вырваться.
– А ты хочешь?
– Лет в тринадцать очень хотел.
– В тринадцать все хотят. Все хотят избавиться от родительской опеки и вкусить свободы.
– Мой двоюродный брат уехал из дома в этом возрасте на поезде, оставив только записку. Книжек начитался про приключения. Захотел вырваться из страны вечной ночи и льда, где все так или иначе занимались утешением друг друга. Всю зиму все только и думают, когда наступит весна. Лентяи. Нет чтобы самим наступить, нет, сидят и ждут.
– А что с братом?
– Ничего, через неделю вернулся. Попало ему – мама не горюй.
– А куда уехал?
– В Питер.
– А ты хотел бы сейчас в Питер?
– Еще бы, но еще больше в Москву. Там настоящие команды, не то что наш «Нефтехимик».
– А чем он тебе не нравится?
– Чем? – задумался я.
Город был небольшой, и люди здесь были хорошие, всеми силами они пытались растопить тот лед, который сковывал их чувства. Особенно зимой, слышно было, как они скрипят снегом под окном, пробивая себе тропки через тридцатиградусный мороз, который забирался под кожу и леденил душу. Душа становилась как леденец. Потом они все забивались в один автобус, который вез их через весь город на комбинат. В автобусе люди понемногу оттаивали, просыпались и приходили в себя, становились своими людьми. Вот почему с некоторыми людьми было так хорошо.
В маленьком городе все на виду и все завидуют друг другу. Лето здесь было жаркое, и многие успевали растопить тот самый лед, который сковывал их сердца, но не все, некоторые так и жили с холодом в груди, будто находились на теневой стороне, куда солнце почти не попадало. Как снег в горах мог лежать годами в ложбинах, образуя подобие ледника. Такие люди были настоящими ледниками. Их ничем не проймешь, разве что хоккеем, когда шел чемпионат и все отзывались на крик «шайбу, шайбу», а увидев гол, просто взрывались. Маленькие атомные взрывы тут и там на трибунах, когда забивала любимая команда.