В глазах Дагмары сверкнуло упрямство.
— Я совершеннолетняя.
— Это так, — протянула Илма, — но…
— Не будем начинать ссору, мать.
Они смотрели друг на друга и чувствовали себя чужими и далёкими — несмотря на прожитые вместе пятнадцать лет, на привычку, выработавшуюся за эти годы, на благие намерения Дагмары — несмотря ни на что.
— Мы точно чужие, — произнесла вслух Илма. — Мне тебя жаль.
— Жаль? — усмехнулась Дагмара. — Почему?
— Ты так похудела, измучилась…
— Странно ты говоришь. Просто этой зимой я очень много занималась. Столько упущенного приходится навёрстывать…
— Вот об этом и я говорю.
— Ах, как ты не понимаешь! Ведь меня никто не заставляет. Я просто хочу чего-нибудь достигнуть.
— Достигнуть! — Илма усмехнулась. — Будь у меня твоя внешность, я бы за пару недель подцепила муженька с собственной "Волгой" и домом, для которого сотня значит не больше, чем для меня этот клочок обёрточной бумаги.
— То:, чего я хочу достичь в жизни, мне не даст никакой муж. Этого я должна добиться своим трудом.
— Своим трудом приходится жить пожилой вдове вроде меня, да и то ещё… — Илма осеклась и продолжала лишь некоторое время спустя: — А в этот комсомол ты напрасно полезла. Случись что-нибудь…
— Тебе бы, конечно, хотелось этого? — отозвалась Дагмара.
Илма выпрямилась.
— Хотелось бы! — И добавила с нескрываемой ненавистью: — Иди и донеси… комсомолка!
Дагмара засмеялась.
— Все это и так знают.
На лице Илмы мелькнул испуг.
— Что знают?
— Чего бы тебе хотелось. Только этого никогда не будет.
— Всё во власти божьей.
— Не будет! — повторила Дагмара. — Мы этого не допустим.
— Кто это — мы? — удивилась Илма.
— Все, кто ничего не потерял вместе с тем добрым старым временем, когда молочные реки текли в кисельных берегах.
Илма взглянула на Дагмару словно на привидение, до неё вдруг дошёл скрытый смысл этого разговора. Она побледнела.
— Судя по твоим высказываниям, выходит, что мы с тобой враги?
Это открытие перепугало Илму. Она снова, гораздо отчётливее, чем обычно, осознала, какую опасность принесло появление Дагмары. Отрезанный ломоть, чужая… Они могли откровенно поговорить между собой, могли поспорить, они были как две скалы на разных берегах реки. Но Гундега! Гундега как птица. Вспугнёшь — улетит. В Межакактах её держат тоненькие, почти незримые нити. Кто знает, может быть, достаточно одного взмаха руки, одного-единственного слова, чтобы порвать их. И вот теперь, именно теперь появилась Дагмара…
Илму пугало всё, как в ветреную лунную ночь пугает каждая движущаяся тень.
— Где Фредис и Гундега? — вдруг спросила Дагмара, словно угадав мысли Илмы.
— Фредис ушёл. Женился. Гундега на ферме, ухаживает за поросятами.
— Молодец, — порадовалась Дагмара. — Она ещё здесь живёт?
— Конечно! — Илма хотела произнести это горячо, убеждённо, но почувствовала, что голос прозвучал неуверенно.
Она бросила быстрый взгляд на часы. Уже поздно. И то, что Гундега ещё не пришла, встревожило Илму. Вдруг она совсем не вернётся в Межакакты…
Через некоторое время Гундега пришла.
Илма порывисто вскочила. Всем своим существом стремилась она к Гундеге и еле удержалась, чтобы не обнять её — вернувшуюся, нуждающуюся в защите от той, другой.
— Как ты поздно сегодня, — волнуясь, сказала она. — Иди садись, я тебе налью суп.
Во всех её движениях чувствовалась затаённая тревога, даже в поспешности, с какой она пошла к полке, взяла миску, нервно обернулась.
— Где ты так задержалась, Гунит?
— На комсомольском собрании.
Все вздрогнули, когда разбилась упавшая на пол миска. Илма наклонилась собрать черепки. Гундега поспешила к ней на помощь.
У Илмы из порезанного пальца сочилась кровь.
— Дайте, тётя, я перевяжу.
Илма не ответила и, только собрав черепки, выпрямилась и вполголоса проговорила:
— Ты тоже…
На кончике пальца у неё блестела капля крови. С поразительным безразличием Илма смотрела, как кровь капнула на пол.
Гундега, не уловив истинного смысла двух этих небрежно брошенных слов, улыбнулась.
— Ну да, я тоже. Меня пригласили, потому что собрание открытое. Говорили об одном нашем колхозном парне — шофёре Викторе. Он спас во время пожара в "Цинитайсе" скотину и сам обгорел, он…
— О господи! Лезть в огонь ради чужой скотины! — Илма покачала головой.
— Да он же… — начала было Гундега и замолчала.