Снаружи кто-то нажал на дверную ручку. Затем последовал нетерпеливый стук.
— Открой!
Она встала, откинула крючок и открыла дверь.
— Что это ты закрылась? — упрекнула Илма, входя.
И тут её взгляд упал на раскрытый чемодан.
Гундега видела, как постепенно менялось лицо Илмы. Оно неумолимо старилось с каждым мгновеньем. Казалось, не секунды летели, а годы… И после минуты напряжённого молчания перед Гундегой стояла старая усталая женщина, поразительно похожая на Лиену.
Илма всё поняла, но не могла найти ни одного подходящего слова, чтобы предотвратить эту новую беду. Она чувствовала, что стоит уже до неприличия долго, по она была без сил, эта сильная Илма.
Гундега смотрела на неё серьёзно, бесстрашно приготовившись к вопросу; не дождавшись его, она вернулась к чемодану, наклонилась, продолжая укладывать вещи. Чемодан был только чуть побольше и не такой потёртый, как у Фредиса…
Илма почему-то не могла вспомнить, как уходил Фредис. Ни их тогдашнего разговора, ни того, как Фредис замахнулся на неё хлебной лопатой. Единственное, что ей удалось вызвать в памяти, — это тишину, ужасную, пугающую тишину, вползшую в дом, как только затихли шаги Фредиса…
И Илма точно проснулась. Она шагнула вперёд, неловко опрокинув стопку книг. Они рассыпались как попало. Верхняя открылась, и сквозняк с лёгким шелестом начал быстро листать тонкие листы. Взгляд Илмы следил за ними, не в силах оторваться.
Гундега захлопнула книгу.
— Что ты делаешь? — громко спросила Илма и сама испугалась — она чуть не выкрикнула слова.
Гундега медленно поднялась на ноги.
— Я ухожу, тётя.
— Почему? — поспешно спросила Илма. Недавнее напряжённое молчание сменилось лихорадочным оживлением. Её руки ни минуты не оставались в покое, они то приглаживали волосы, то вертели пуговицу. — Чего тебе не хватает? Или я с тобой плохо обращаюсь?
Губы сами собой произносили привычные слова, но в голове неотступно вертелась одна мысль: "Кончено, кончено, кончено, кончено…"
Гундега молчала.
— Плохо, да? — продолжала Илма, опять дёргая пуговицу, и, наконец, оторвала её. Странным взглядом посмотрев на зажатый в руке синий шарик с болтавшейся на нём ниткой, она громко всхлипнула.
— Нет, не плохо — тихо проговорила Гундега.
— Так почему же тогда… — Илма ухватилась за эти слова. Как мало надо, чтобы появилась надежда, до смешного мало!
— Я только боюсь, тётя, что…
— Чего боишься?
— Я боюсь, что, может быть, завтра опять случится что-нибудь страшное.
— Каждый день где-то в мире происходят несчастья… Это неизбежно.
— Но я больше не хотела бы увидеть своими глазами то, — что увидела сегодня утром… Я понимаю, человека может убить падающее дерево, молния, но… за горсточку вишен…
— Но ведь это мои вишни! — воскликнула Илма и, испугавшись, поспешно добавила: — И я не виновата. Бог свидетель, что на цепи Нери отломилась железка.
— Её… её можно было и отломить…
Потемневшие глаза девушки смотрели прямо в лицо Илмы. Илма отвернулась.
Нет, это уже не та девочка, что в канун Нового года убежала в одних тапочках в лес и которую можно было, взяв за руку, привести домой. Не та, к сожалению… Когда она успела перемениться? Сегодня, вчера или в ту новогоднюю ночь? Был ребёнок, теперь — взрослый человек. А ведь на вид будто ничего не измелилось — то же лицо с ямочками на щеках и по-детски вздёрнутой верхней губой, всё, всё то же. И всё же другая, более чужая, но милая, может быть, даже милее, чем когда-либо.
Если бы Гундега была в Межакактах просто жиличкой, можно было бы отнестись к её уходу спокойно. Сознание, что она стала чужой, моментально изгладило бы следы привязанности Илмы. Ушёл же Фредис, за ним — Симанис и, наконец, Дагмара. И ничего. Но Гундега… Гундега — будущее Межакактов. А будущее — это всё. Если нет будущего, нет смысла жить.
— Ты мне не веришь, Гунит? Это был несчастный случай.
Молчание.
Несмотря на охватившее её отчаяние, Илма чувствовала себя беспомощной. Она с ужасом подумала, что всегда была достаточно сильной, когда требовалось кого-нибудь прогнать, но бессильна удержать кого-либо…
Захлопнулась дверь. Послышался жалобный скрип, ступенек под тяжёлыми шагами Илмы. Обычно она сбегала вниз легко и быстро.
Из кухни донеслись взволнованные голоса, и на лестнице раздались шаги. Вошла Лиена.
— Илма говорит, что ты уходишь, — выдохнула она, словно бежала бегом по лестнице, а не поднималась медленно, шаг за шагом, отдохнув на полпути.