Вдруг в нос ударил знакомый запах варёного картофеля, и ножки стали ещё нетерпеливее переступать по снегу. Не сразу Лишний сообразил, что приятный запах доносится не из дому, а из миски перед собачьей будкой. Сделав несколько шагов в ту сторону, поросёнок остановился, стараясь вспомнить что-то забытое. Потом немного попятился. Миска, видимо, как-то связывалась в его представлении с грозно оскаленными зубами Нери. Лишний помедлил, но, нигде не увидев злой собаки, засеменил к миске и, забыв всякую осторожность, жадно схватил картофелину. Дальнейшее произошло моментально. Из конуры, гремя цепью, метнулась серая продолговатая тень, и Лишний еле успел пронзительно взвизгнуть от ужаса и боли…
Когда перепуганная Гундега появилась в дверях кухни, уже ничего нельзя было исправить. Рядом с опрокинутой миской, подняв окровавленную морду, стоял Нери, его передняя лапа лежала на ещё судорожно дёргавшемся поросёнке. Нери стоял в позе победителя, в глазах его была тупая, дикая злоба.
Выбежавшая Лиспа отняла поросёнка. Гундега взяла его на руки. Он ещё был тёплым, но уже мёртвым. По ладони Гундеги быстро побежала струнка крови, оставляя красную полосу. Шея и грудь поросёнка была растерзаны, спина осталась нетронутой. На ней темнело знакомое пятно, похожее на почерневшую монету.
Нери смотрел, как уносят Лишнего. Затем подошёл к миске и лапой перевернул её. Он был умным псом, этот Нери. Заметив выкатившуюся картофелину, взял её зубами и опустил обратно в миску. Есть не стал, он не был голоден…
— Что будем делать с поросёнком? — опечалено спросила Лиена. — Земля мёрзлая, не закопаешь как следует. Снеси, Гунит, куда-нибудь подальше в лес и оставь…
Гундега завернула Лишнего в бумагу и пошла. Выпавший первый снег таял, превращаясь в грязную мокрую кашу. На открытых местах белый покров почти исчез. Оголённые деревья дрожали, как живые существа.
Девушка шагала, а под ногами шуршал вечнозелёный брусничник. Лес стоял тихий, точно вымерший. Решив, что пройдено достаточно, она положила свёрток на землю и поспешно повернула к дому. Вдруг где-то поблизости запел петух, и Гундега сообразила, что идёт не туда. Она вернулась и взяла поросёнка. Немного спустя она вышла на тропинку и зашагала по ней, почувствовав внезапную усталость.
На тропинке появился человек, и Гундега испуганно метнулась вбок, прямо в чащу.
— Погодите! — крикнул он. Сзади послышались треск сухой ветки и шуршание хвои.
Тяжело переводя дыхание, Гундега остановилась, только сейчас сообразив, как глупо было убегать. Она ведь пришла сюда не воровать. А лес всем принадлежит одинаково.
Подошёл Виктор, изумлённо оглядывая её мокрое испуганное лицо, отсыревший платок.
— Неужели я такой страшный? — на его лице заиграла улыбка.
— Почему страшный? — вопросом ответила Гундега, чувствуя, как разгораются щёки.
— Так почему же вы от меня убегали?
— Просто так…
— Может быть, вы шли ко мне в гости? — насмешливо спросил он. — Я здесь неподалёку живу, слышите, где петух поёт? И подарок несёте. — Виктор кивнул на свёрток в руках Гундеги.
Она взглянула на него и с горечью улыбнулась, еле сдерживая слёзы.
— Это Лишний. Помните?
— Помню, — ответил он, но уже без прежней иронии. — Куда же вы его тащите?
Гундега, помедлив, сказала:
— Лисицам…
Они шли назад по снежному месиву, на котором темнели двойные следы.
— Спасибо за приглашение, — вспомнив, поблагодарила она.
— Вы так и не пришли, — сказал Виктор.
— Не пришла…
Оба замолчали.
Опять пошёл снег. Он падал крупными хлопьями и таял сразу же, коснувшись земли, лица, волос или одежды.
Они вышли на тропинку.
— Вы, Виктор, не спросили, почему я не пришла, — наконец напомнила Гундега.
— Могу себе представить. И на картофельной толоке вы не остались. На второй день исчезли.
Она лишь утвердительно кивнула.
— Вас не пустили, Гундега?
— Нет, я сама не пошла…
Виктор бросил на неё беглый взгляд.
— Ах, вот как?
— Бабушке очень трудно одной, — поспешно объяснила Гундега, боясь, что Виктор поймёт её превратно.
— А вам самой — не трудно?
— Ну, какой это труд, — ответила она и, подумав, прибавила: — В других местах не легче.
Они всё ещё продолжали стоять на тропинке. По соседству опять запел петух, и Гундеге без всякой связи с предыдущим вспомнилась примета старых людей — пение петуха под вечер обещает перемену погоды. Значит, должны наступить ясные дни.