Яркие приветливые глаза окон безбоязненно смотрели в темноту, где на обжигающем студёном ветру стояла она, Гундега…
Вдруг пошёл снег. Сухая ледяная крупа секла и жалила лицо. Всё постепенно скрылось из глаз за густой пеленой снега, точно за опустившимся театральным занавесом. Сначала скрылся клуб, потом окрестные дома. Некоторое время ещё маячило здание почты, неясными очертаниями напоминавшее огромную тёмную ель. Потом исчезло и оно. Только кругом шелестела да шуршала светлая, всё густевшая снежная завеса, а сероватая земля под ногами постепенно белела и становилась хрустящей, как соль. Гундега пошла к дому.
Немного погодя метель ослабла. По обеим сторонам шоссе завиднелись освещённые окна домов. Теперь в Межротах горел огонь. Дом походил на сказочного циклопа с одним-единственным горящим во лбу глазом. На дорожке, ведущей к дому, виднелись свежие следы — кто-то только что прошёл. Гундега замедлила шаг, точно ожидая приглашения.
Никто не позвал. Она прошла немного дальше, потом всё-таки повернула обратно и направилась по дорожке к дому. Она шагала по следам человека, очень уверенным, миновавшим все неровности дорожки. Видимо, человек был здешним. Во дворе Гундега предусмотрительно остановилась, ожидая услышать собачий лай или по крайней мере ворчание, оглядываясь, с какой стороны появится четвероногий сторож. Но собаки не было. В доме было тихо — точно все спали. Следы вели дальше. У крыльца стояла метла. Гундега обмела сапоги и, поднявшись по ступенькам, постучала в дверь. Но в доме по-прежнему было тихо. Казалось, он ещё больше притаился.
Гундега нажала ручку — дверь была не заперта. Она растеряно остановилась в сенях — темно, хоть глаз коли. И тут же ома убедилась, что в доме совсем не так уж тихо. Кто-то гремел сковородой, потом что-то упало, как будто нож. Откуда-то издалека, видимо из комнаты, неслись звуки радио.
Гундега постучала ещё, теперь в дверь, за которой гремела сковорода, и ей сразу открыли. Открыл совсем незнакомый юноша, длинный и тонкий как жердь, в толстых роговых очках. Он грозно, так по крайней мере в первую минуту показалось Гундеге, сжимал в руке большой кухонный нож, и на нём был слишком короткий розовый женский фартук с воланами.
Гундега, немного смешавшись, спросила Матьсоне.
— К сожалению, её нет, — ответил юноша. — Она ещё на ферме. Ой, извините, у меня горит картофель!
И он бросился к плите.
Не зная, что делать, Гундега продолжала топтаться у порога.
— Подождите немного, — юноша, наконец, вспомнил о ней. — Садитесь.
Из-за полуоткрытой двери раздался голос, сразу показавшийся Гундеге знакомым:
— Арчибалд, кто там пришёл?
Юноша проворчал что-то маловразумительное.
— Арчибалд!
— Погоди, Жанна, у меня сейчас самый ответственный момент. Качество ужина зависит от уменья.
Гундега обрадовалась — в самом деле, да ведь это рыжеволосая Жанна с картофельного поля!
— Вы знакомы? — с облегчением спросил Арчибалд. — Входите, пожалуйста. Она лежит.
Гундега вошла в комнату, оклеенную светлоголубыми обоями. На столике стоял радиоприёмник, маленький, как сама комната и всё, что в ней находилось, — шкаф, полка, даже ваза и ночник.
Жанна действительно лежала в кровати.
— Уже? — изумилась Гундега.
— Что «уже»? В постели?
— Да.
— Я уже валяюсь так два дня. Ангина. Садитесь сюда. Нет, лучше там, может быть, болезнь заразная. Арчибалд!
— Да? — отозвался тот из кухни.
— Как же всё-таки — ангина заразна или нет?
Арчибалд что-то ответил, но что именно — нельзя было расслышать.
Разметавшиеся по белоснежной наволочке волосы Жанны выглядели огненно-красными языками пламени. Сквозь бледную кожу виска просвечивали голубые жилки.
Она улыбнулась Гундеге.
— Я почти каждую осень так лежу… Надо вырезать гланды. Как это вы надумали прийти?
Гундега рассказала.
Жанна рассмеялась.
— С этой точки зрения вам было бы неплохо ходить на почту хотя бы раз в неделю, не правда ли?
А так вы никогда, наверное, не выберетесь из своего леса. Я бы, пожалуй, не смогла там жить — скучно. — Подумав, она прибавила: — А может, и смогла бы, если бы было нужно. Не знаю. Здесь, в Межротах, мне нравится потому, что рядом проходит дорога.
— Я совсем не знала, что вы здесь живёте.
— С месяц как перебрались. У нас с Арчибалдом на двоих была крохотная комнатка, вдвое меньше этой. Теперь шикарно — у каждого своя. У Матисоне жили два парня, а нынче осенью они уехали в школу механизаторов.