Осетии — Дигорни.
79
сте с вами ехать во Владикавказ учиться...» Дорогой ои
вспомнил о тётушке Хадзигуа. «Надо бы зайти к ней
проститься, она, как всегда, угостила б холодным козьим
молоком...» Знаур тут же устыдился — достойно ли это
молодого джигита?
Христиановское — большое осетинское селение —
центр Дигорского округа. Здесь был открыт приют для
детей погибших красноармейцев. Туда попали и друзья
Знаура.
Сперва Знаур решил искать ребят на речке. Кто в
такую погоду будет сидеть дома! Но на берегу прыгала
мелюзга — ни одного подростка. Направился к дедушке
дружка Кудзиго.
На крыльцо вышел дед Умар Гапбоев. Оказалось,
Кудзиго и Кудзи сбежали на войну. С первой партией
молодых добровольцев уехали на станцию Дарг-Кох, а
оттуда — неизвестно куда. Ветеран Шипки и георгиев-
ский кавалер, дед хорошо разбирался в военных делах.
— Все они едут и бегут в красную осетинскую
бригаду.
— Что такое «бригада»? — смущенно спросил Знаур.
Дед расправил свои белые усищи и с упреком в голо-
се ответил:
— Эх, темнота, а еще в богатом доме рос! Бригада —
полдивизии. В бригаде всего два полка, дивизион полевой
артиллерии и рота саперов. Бывают и кавалерийские
бригады. Осетинская — смешанная. Один полк пехот-
ный, другой кавалерийский. Бригада недавно сформиро-
вана во Владикавказе, чтобы идти на Врангеля.
— Брапгела?
— Врангеля. Этот генерал сидит, как барсук, в Кры-
му, а на Кубани поднялась казачья армия не то Холсти-
кова, не то Хвостикова, тоже генерала. Понял?
— Понял, дада*. Значит, Кудзиго поехал к генералу?
— Ничего ты не понял, баделеиок! "Не к генералу, а
против генерала. Наша красная бригада идет на выручку
казачьим станицам возле Ессентуков. Повстанцы зах-
ватили станицы при отступлении всей своей армии в Гру-
зию. Вчера на нихасе докладчик из города говорил о
мобилизации. Я заявил, что иду волонтером**, а они что
* Л а д а /осет./ — дедушка.
** Волонтер — доброволец.
80
ответили: «Сиди дома, никому ты теперь не нужен, ста-
рый пес...»
— Обидно... — поддержал Знаур.
— Еще бы!.. Да заходи в дом. Я тебе все по порядку
растолкую. Ты на какой платформе стоишь?
— Чего?
— За кого, говорю, стоишь: за большевиков, «еди-
ную—неделимую»* или за анархию— мать порядка»?
Знаур смутился, уши его покраснели.
— Дядя Саладдин говорил, что самые плохие —
красные абреки. Они отобрали землю...
— Правильно. Отобрали у шакалов-баделят и отдали
неимущим. Вчера я и говорю красному агитатору: «Хочу
ехать защищать Россию»
— От кого, дада?
— Какой ты несмышленый! Ведь барон-то Врангель
продает ее англичанину и американцу. А мы хотим отсто-
ять ее, Россию...
— Но ты же не русский, дада, ты осетин...
— Я был русским солдатом и помру им, — отрубил
дед Умар. — Мои сыны верой и правдой служат в Крас-
ной Армии, и все селение гордится ими.
— А почему, — не унимался Знаур, — почему, дада,
офицеры говорили, что они тоже спасают русскую землю?
Дед Умар положил свои длинные узловатые руки на
чисто выскобленный стол. Над седой головой старика
виднелись потемневшие лики святых, в лампадке дрожал
огонек. И сам дедушка чем-то напоминал одного из тех,
что тихо смотрели из потускневших серебряных окладов
на божнице.
— Россию, говоришь, спасали? Ворюги! Полсела
выжгли, загубили стариков и женщин — за то, что наши
сыны ушли в горы к Данелу Тогоеву и Амурхаиу Бото-
еву**. Князь Вадбольский наложил контрибуцию—тыся-
чу лошадей, тысячу полушубков, тысячу бурок и тысячу
пудов овса! «Спаситель!»...
Старик был одинок и обрадовался неожиданному
гостю-. Он угостил Знаура «чем бог послал» и долго еще
* «За единую и неделимую Россию»— лозунг белой армии
Деникина. Но на самом деле белогвардейцы ради восстановления мо-
нархии продавали Россию иностранцам за деньги и оружие.
**Д. Тогоев и А Ботоев — руководители партизанского
движения в Северной Осетии.
6 Их было трос
81
говорил юному собеседнику о том, какие дела творятся
на белом свете.
— Ты тоже большевик, дада? — осторожно спросил
Знаур.
— Нет. Православный. Ни на какой платформе не
стою, но к новой власти сочувствие имею, потому что с
ней правда. И дай ей бог царствовать века:—Дед перек-
рестился.
Знаур многое еще не понимал, но детское воображе-
ние рисовало яркие картины, как в легендах лекарки
Хадзигуа: из дальнего края лезут страшные чудовища
на русскую землю, скачут черные всадники со змеиными
головами. Им навстречу несутся огненные силуеты сме-
лых джигитов.Гудит и стонет земля под копытами их ло-
шадей. Видит юноша и себя на резвом скакуне, с кривой
саблей над головой. Там, в этой лавине воинов — его
школьные друзья Кудзиго и Кудзи и Костя Коняхин.
Они воюют за берекет* для бедных. А кто такой Знаур?
«Рожденный в хлеву»... Да, конечно, он с ними, с красны-
мы конниками, и он себя покажет...
Мальчик остался ночевать у деда Умара. До глубо-
кой ночи думал о своей судьбе — что будет завтра, най-
дет ли он Костю и поедет ли тот в город, чтобы посту-
пить в школу? Примут ли их в школу? Как и чем они
будут жить? А может быть, их тоже возьмут в Красную
Армию, как братьев Кудзиго и Кудзи? Вот было
бы —да!
У здания Дигорскогс окрисполкома, бывшего особня-
ка богача Абаева, Знаур внимательно перечитал все
лозунги и плакаты, приклеенные к стенам. Самый боль-
шой плакат: «Трепещи, барон Врангель! Наша ячейка
РКСМ уходит на борьбу с твоими верными лакеями —
повстанцами на Кубани и Тереке!» Рядом — объявление:
«С сего числа все добровольцы будут направляться во
Владикавказ для прививок от брюшняка». Выделялся
своей красочностью литографский плакат, на котором
была изображена огромная, в аршин длиной, вошь.
Подпись: «Вот наш враг».
— Что такое «ячейка»?.. — спросил он по-русски у
* Берекет /осет,/ — изобилие, доаольство» достаток,
82
стоящего возле парадного подъезда дневального в поли-
нявшей от времени бараньей папахе с красной лентой.
Дневальный зло покосился на мешок за плечами
Зиаура.
— Что у тебя там, в мешке? Боеприпасы?..
— Пироги, дяденька.
— Пироги? Хорошее дело.
Знаур поспешно развязал мешок и извлек полкруга
олибаха*.
— Вот, кушайте, дяденька.
— Спасибо, сынок. Мы, понимаешь ли, приехали на-
дысь из Николаевской — местная команда, а у начпрода
зубы заболели, и не выписал, гад, хлеб. Умираю, говорит,
не могу писать. Гидра, интендантская личность...
Проглотив кусок, дневальный спросил:
— Куда ты собрался, хлопец?
— В город. Учиться хочу.
— Учиться? Хорошее дело. Откедова у тебя пиро-
ги-то?
— От похорон остались.
— Знатно угощают осетины на похоронах. А на что
тебе ячейка?
— Просто так.
— Бывает ячейка партейная. Бывает для подростков,
как ты. Рекесеме называется.
— Рекесе... Они там учатся?
— И учатся, и воюют — всему свой час. Бедовые го-
ловы! Мировую буржуазию хотят порешить. Да ты, хло-
пец, заходи к ним, не сумлевайся.
Знаур неуверенно побрел в окружком РКСМ. В длин-
ном полутемном коридоре услышал голоса.
— Я уже вам разъяснил, товарищ, — говорил кто-то
резким металлическим тенором,—в Ленинский Комсоюз
молодежи принимаются выходцы из пролетарской среды.
Секретарь окружкома уехал в Ессентуки, на фронт. Все
уехали. Я, как руководитель общего отдела, самостоя-
тельно не могу произвести оформление. Не имею полно-