меня письмо?
— Написал бы, раз ты сам не умеешь.
— Верно, я совсем плохо пишу. Клянусь аллахом,
мать очень радовалась бы, если бы получила письмо от
меня. Но ее нет, она умерла, когда я родился. А отца
убили на большой дороге: он был абреком... Давай напи-
шем тете Хадзи письмо! Да?!
«Хороший друг, этот ингуш»,— подумал Знаур и от-
ветил:
— Письмо моей нана? Ты правильно сказал. Напи-
шем. \
— Костю тоже подпишем в конце. «Салам тебе, на-
, от двух друзей Знаура—двух его братьев»...
Ребята пошли к ротному писарю за бумагой.
©ЩИ
Пелла Мильдзихов сидел у раскаленной докрасна
«буржуйки» и доказывал отделенному Бибикову, что
с дисциплиной в осетинской иацбригаде еще «е-все
гладко.
— Я сам слышал в бою, как белые кричали: «Бей
осетинских разбойников!..»
168
— Так то же белые,— возражал Бибиков.— А сами-
то они кто? Население грабят — факт. Эскадронный За-
летайко или Загоруйко, не помню, как его, рассказывал
нашему политруку, что в Барсуковской повстанцы мир-
ных станичников порубали на куски.
Пелла, прищурясь, подправлял языком жиденькие
усы, которые совсем не украшали его длинное, худое
лицо.
— Это верно,— сказал он.— Но ответь, почему кони
нашего ротного обоза такие сытые, хотя две недели ин-
тенданты не дают сена?
— Трава еще стоит зеленая... «
В коридоре послышались какая-то возня и приглу-
шенный хохот красноармейцев.
— В чем там дело? — крикнул Мильдзихов, приот-
крывая дверь.— Дневальный!
Дневальный Коля Цараев влетел в комнату.
— Поймали торговку!—доложил он.— Она, това-
рищ командир, лезла в сарафане через наш забор —
наутек. Видать, контра...
— Приведите задержанную.
— Есть привести!
Группа бойцов уже входила в комнату.
«При ближайшем рассмотрении», как писал после в
донесении отделенный Бибиков, «задержанной торгов-
кой» оказался молодой боец Константин Коняхин.
— Что это за маскарад? — сердито спросил Пелла.
Костя смотрел на свой наряд удивленными глазами,
как будто сам недоумевал — откуда этот сарафан, отку-
да кашемировый полушалок на голове?..
— Что это значит, я спрашиваю?! —крикнул Миль-
дзихов, наступая на Костю.
Коняхин молчал, сопя носом.
— Разрешите доложить, товарищ командир? — вме-
шался дежурный по роте, телефонист Вершков.
— Докладывайте. I
— В этом сарафане они экспроприируют сено.
— Сено? У кого?
— У попа.
— Так. Воруют, значит. А почему — в сара-
фане?
Костя молчал, опустив голову и сосредоточенно рас-
сматривая свои рваные ботинки.
169
— Сарафан кто-то выпросил у Евлампии Гордеевны,
что торгует селедкой на базарчике,— пояснил Вершков.
— Красноармейца Коняхина —под арест. Срок рас-
следования всего этого безобразия — до утра!
— Есть, товарищ взводный! — ответил дежурный.
Все ушли, шушукаясь и прыская.
Мильдзихов продолжал разговор с Бибиковым.
— Вот тебе и готовые артисты для драматического
кружка. Каково, а? «Экспроприируют» сено у попа, пе-
реодевшись в женскую одежду, чтобы не опозорить крас-
ноармейского звания. Здорово?
— Я ничего не знал,—оправдывался Бибиков.—
Воспитанника Коняхина, должно быть, кто-то научил.
Сам бы он не додумался — молодой. Да и зачем ему
красть сено, он ведь за лошадьми не смотрит...
— Кто мог его научить?
— Подозреваю красноармейца Плаху. Он нонче дне-
валит по кухне. А все лошади рядом — в конюшне. Ви-
дать, Плаха жалость имеет к лошадям. Хлебороб!
— Проверьте, куда поместили арестованного Коня-
хина. Выставьте часового.
— Есть, товарищ взводный.
Но отделенный не успел выполнить приказание Миль-
дзихова. Длинная пулеметная очередь разорвала ноч-
ную тишину. С улицы послышался гулкий топот конни-
цы, за дверью казармы лязгнул затвором патрульный.
Прикрыв ладонью свет, Мильдзихов посмотрел в
окно.
— Взвод, в ружье! — крикнул он в дверь. Нервно
крутнул ручку тяжелого батарейного телефона «Арда-
нанс». Связи нет!
За каменной стеной ограды мелькали всадники в па-
хах, бурках, все они мчались к усадьбе сельскохозяй-
ственной коммуны.
— Тише, не стрелять! — приказал взводный, выбе-
жав на улицу.— Развернуться вдоль стены. Не выгля-
дывать!
— А патронов-то — один обойма, товарищ коман-
дир,— жалобно сказал Ахметка.—А то бы мы-их...
— Тише. Патронов больше нет.
— Чья ж эта конница, по-вашему? — не унимался
Ахметка, теребя взводного за рукав.
— Не видишь, чудак, белые валом валят...—отве-
170
чал Пелла.— Коняхип здесь? Эй, Коняхии, пробирайся
к штабу бригады. Доложи: отряд белоказаков напал на
коммуну. Выполнишь приказ — наказание отменим.
— Есть! — воскликнул Костя и исчез в темноте.
Теперь уже не было видно скачущих по дороге каза-
ков. Но на усадьбе коммуны, расположенной верстой
выше казарм, метались какие-то люди с факелами, слы-
шались одиночные выстрелы, занималась огнем крыша
сарая.
— Порешат всех коммунаров, гады,— говорил с тре-
вогой Бибиков.
— Разрешите, товарищ взводный, ползти на развед-
ку,— сверкнул в темноте белыми зубами Ахметка.
Мильдзихов подозвал Зна^ура, приказал:
— Кубатиев! Вместе с Арслановым поднимайтесь в
гору. Подползете к усадьбе коммуны с северной сторо-
ны, обстреляете банду. Вот вам еще две обоймы и одна
граната — на двоих. Взвод подойдет прямо огородами.
Старайтесь снять офицера. После ваших выстрелов мы
откроем огонь.
Ахметка первым протянул руку и успел завладеть
гранатой.:
— Дозвольте доложить,— тихо сказал Бибиков.—
Повстанцы, небось, дозоры выставили, вояки еще те —
кадетские корпуса кончали.
—Дозоры обойти — ночь темная. Задачу поняли?
— Поняли! — ответил Знаур.
— К\убатиев за старшего. Выполняйте.
Пригнувшись, ребята побежали в гору.
— Напрасно вы их послали,— тихо проговорил Би-
биков,— совсем ведь молокососы.
— Да, пожалуй... Черт меня дернул... Вот что, Биби-
ков. Догони их и командуй разведкой сам.
— Если найду их. Темень — хоть глаз коли. Выбрали
ноченьку, бандюги...
— Попробуй.
— Есть!
...Ахметка и Знаур прошли сквозь заросли бурьяна.
Дальше пришлось ползти. Горящая крыша освещала
изрезанные балками скаты холмов. От сухой полыни
поднималась пыль, было трудно дышать, во рту —
горько.
Уже близка усадьба. Около дома Совета коммуны —
171
большая толпа. Всадники с карабинами на перевес по-
лукольцом окружили людей. На высоком крыльце стоят
казаки, среди них, должно быть, есть и офицеры — вы-
деляются две-три серые черкески, а напротив, у сарая,
грудятся какие-то люди в одних рубашках.
— Коммунисты,—шепчет Знаур в самое ухо друга.—
Ползем, быстрей. Давай гранату!
— Гранату? Ха! Чего захотел...
Поползли вперед. Вот уже изгородь из жердей. Бело-
казаки видны как на ладони.
Бородатый офицер с тяжелым маузером в руке что-
то выкрикивает — видно, речь держит. Некоторые слова
долетают до слуха ребят: «Коммуны упраздняются... Зе-
мельный декрет барона несет благоденствие русским
крестьянам... Антихристам коммунистам — смерть...»
Бородач поднял маузер. Знаур и Ахмет подползли
еще ближе к амбарам — дальше двигаться было уже
невозможно.
Знаур прицелился в черкеску «оратора».
— На колени! Просите пощады! — кричал казак,
стоявший рядом с офицером.
Из группы коммунистов шагнул вперед высокий пле-