Улыбка тронула мои губы, и на этот раз я не стал ее подавлять. Она все равно не могла ее видеть.
Заняв свое место позади нее, я схватил ее правую руку - ту, в которой был нож.
― Чтобы мелко нарезать луковицу, тебе нужно сначала разрезать ее пополам, ― я обхватил ее свободной рукой и удерживал луковицу на месте, пока мы разрезали ее посередине.
Я старался не отвлекаться, когда почувствовал, как ее тело прижалось ко мне спереди. Мой член затвердел мгновенно, и я знал, что она не могла этого не почувствовать.
Жар ее тела обжег меня и заставил мой пульс участиться. Непрошеные образы ее в клубе, мастурбирующей перед членами клуба и передо мной, бомбардировали мой разум. В ту ночь мне пришлось заставить себя не перекинуть ее через плечо и не унести подальше от всех, поскольку я чувствовал, как во мне борются гнев и похоть. Я одновременно ненавидел, как другие видели то, что по праву принадлежало мне и моим друзьям, и любил, как прекрасно она вылезает из своей скорлупы.
Прочистив горло, я отогнал образы и продолжил показывать ей, как держать луковицу, чтобы она не порезалась.
― Держи луковицу вот так, тремя пальцами, двумя спереди и большим сзади.
Мелани молчала, слушая меня. С одной половинкой луковицы я показал ей, как именно она должна нарезать ее идеальными кусочками, не слишком маленькими и не слишком крупными.
― Я думаю, что у меня получится. Спасибо, ― тихо произнесла она.
Я отстранился от нее, не желая, чтобы она почувствовала, как мой член дернулся от ее голоса. Я заметил, что она начинала говорить более низким тоном, похожим на шепот, всякий раз, когда что-то говорила мне. Она изменила свой собственный голос, чтобы он соответствовал моему, и я не только нашел это милым, но по какой-то причине это сделало меня чертовски твердым.
Продолжая чистить овощи, я часто поглядывал на нее, так как не хотел, чтобы она порезалась.
В течение следующих нескольких минут мы нарезали все овощи и курицу. Затем я показала ей, как приготовить мой любимый соус для жарки.
Я не привык говорить так много, как сейчас. Она заставила меня объяснить все как можно подробнее, и у меня возникло подозрение, что она делает это нарочно.
Пока мы работали вместе, я был поражен тем, насколько умиротворенным я себя чувствовал. Я и не думал, что буду чувствовать себя так расслабленно, когда со мной на кухне будет кто-то еще. Но у Мелани был способ удивлять меня.
― Мы обжариваем курицу вместе с овощами или...?
― Отдельно, ― увеличив температуру для обеих сковородок, я объяснил ей: ― Сейчас мы используем арахисовое масло, масло с высокой температурой дымления.
Озадаченная, она посмотрела на меня.
― Почему не оливковое?
― Температура будет высокой. Если использовать оливковое масло, еда в конечном итоге подгорит и станет горькой на вкус.
Я показал ей сколько следует добавить приправы, затем принялся помешивая обжаривать овощи. Я не хотел, чтобы она обожглась.
Мелани не была такой плохой кулинаркой, как она мне говорила, ей просто не хватало опыта. Она хорошо выполняла мои указания, стоило ей показать только один раз, а после она делала это уже как профессионал.
К тому времени, когда мы накрыли на стол, я был в хорошем настроении, и это поразило меня. Может быть, мы могли бы повторить это снова?
Ее глаза были закрыты, и я мог слышать слабый жужжащий звук, исходящий от нее, когда она взяла в рот первую порцию.
― Ну как?
― Восхитительно, ― она практически простонала это слово.
― Еда всегда вкуснее, когда готовишь ее сам, ― согласился я и попробовал сам.
Вкус взорвался у меня во рту. Я готовил этот стир-фрай миллион раз, но этот, самый лучший из всех, и у меня было чувство, что благодарить за это нужно только одного человека.
***
Вечер еще только начинался, что было хорошо, учитывая, что у меня было много запланировано для нее. Но мне нужно уладить пару дел по работе.
― Я отлучусь примерно на час, ― я схватил свою тарелку, поднимаясь со стула.
Мелани встала и протянула руку к моей тарелке.
― Конечно иди. Я уберу.
Это было... странно приятным. Дом так долго пустовал, и, хотя мне нужно было личное пространство, я не возражал разделить его с ней.
Мой кабинет был кабинетом моего отца. Я оставил здесь все как есть. Как и во всем доме. Это место хранило много дерьмовых воспоминаний, но я был не из тех, кто убегает от них. Даже если бы я попытался, я бы все равно не смог убежать от прошлого.