— Ты безумно красив вот так, выпоротый и готовый к сексу, — шепнула я, лаская ладонью его налитый член. — Чего ты хочешь сейчас, dolce putta?
От его «трахни меня, пожалуйста» я сама вздрогнула и тихо застонала. И, конечно же, не смогла ему отказать.
20. Школьная самодеятельность
Москва, тот же день
Роза
Если б не мое обещание Ирке, мы бы не вылезли из постели до завтра, а когда вылезли — я однозначно не могла б нормально ходить. Потому что я чертовски соскучилась по своему Бонни! Вот такому, как сейчас: счастливому, расслабленному и открытому. Он лежал на животе, закрыв глаза и закинув на меня руку, и, казалось, спит. Но стоило мне пошевелиться, как глаза распахнулись в немом вопросе: ты куда?
— За джентльменским набором, — я поцеловала его в прикрытые веки. — А то кто-то завтра сидеть не сможет.
— Зато ты меня простила, — он улыбнулся так, что мое сердце запело.
— Хм… ты уверен?
— Ага, — он снова сверкнул глазами из-под ресниц. — Ты больше не боишься, что я свалю в закат.
Мне стало чертовски интересно. Британские ученые ж не дремлют, им только дай что-нибудь открыть. Хоть лимонад.
— Не то чтобы ты был не прав… — достав из волшебной коробки тубу с заживляющей и охлаждающей мазью, я выдавила изрядную порцию на горящую кожу Бонни и начала втирать.
Он тихо и протяжно застонал от невыносимого счастья. Еще бы. Больной ублюдок получил не хуже, чем от Кея. У меня и то плечи побаливали от щедрости, с которой я ему отсыпала.
— Езу, как хорошо…
— Так почему ты так уверен, что я тебя простила, а, dolce putta? — прежде чем добраться с мазью и туда, я лизнула самую длинную ссадину на его пояснице.
— Сейчас ты касаешься меня иначе. Правильно. Не боишься и не зажимаешься. Снова веришь, что я твой и никуда не денусь.
— Ах ты, чертов психоаналитик… в самом деле никуда не денешься?
— В самом деле. Ты же меня не прогонишь?
— Придурок. Я люблю тебя, вот такого придурка! Хотя и не понимаю.
— Да ну, чтоб британские ученые и чего-то не понимали!
— Ну да. Зачем были мудорыдания на тему «я должен стать нормальным и трахаться только в миссионерской позе»?
Бонни тихо хрюкнул.
— Как-как ты назвала?
— Мудорыдания. Зачем?
— Я не верил, что ты снова меня простишь и примешь обратно. Я слишком сильно тебя обидел, и сам я… саб, короче. Не то, что женщине нужно от мужчины.
— Вот этого я и не понимаю. На свете полно девушек, готовых тебя пороть, трахать и обожать. В конце концов, ты мог бы доходчиво объяснить Клау, что тебе это нужно, — лишь сказав это, я внезапно поняла, что мне уже не больно произносить ее имя. Я в самом деле его простила.
— Не с Клау. Ни с кем, кроме тебя и Кея.
Бонни потянулся ко мне и едва заметно вздрогнул от боли, а я нежно погладила его по спине и прижалась щекой к его плечу — там никаких ссадин не было.
— Британские ученые хотят знать, почему просто трахнуть кого-то тебе не проблема, а так как ты любишь — никак?
— Почему?.. — он задумчиво привлек меня к себе, повернувшись на бок, и даже не поморщился, хоть его бедрам досталось плети не меньше, чем заднице. — Дело в доверии. Есть Кей и ты, и есть все остальные. Остальные — не то. А ты… я чувствую, что нужен тебе. Сейчас. Таким, какой есть.
— Вот и не забывай об этом, чертов больной ублюдок. Что ты мне нужен таким, какой ты есть.
— Да, мадонна. Как прикажете, мадонна…
— Дурак, — я закрыла ему рот поцелуем, а потом, чуть отдышавшись, велела: — А теперь поднимайся и одевайся. Мы едем смотреть, что там навытворяли Гольцман с Петровым.
— Русский мюзикл? — забыв к чертям собачьим о пафосном разговоре по душам, Бонни от всего сердца ужаснулся. — В России нет мюзикла! Мадонна, любовь моя, давай лучше сходим в цирк. Или в зоопарк. Только не русский мюзикл!
— Можешь остаться дома, — великодушно разрешила я, — не заблужусь.
У Бонни сделалось такое лицо, словно я предложила в одиночку сходить к торговцам органами. Нет, как будто у меня уже выдурили обе почки.
— Ни за что! Я… я обещал Кею за тобой присматривать!
Я еле удержалась, чтобы не заржать. Ага. Присматривать. Конечно. Чтобы меня кто плохому не научил. Обожаю Бонни!
— Ну тогда штаны. Правда, ехать придется далеко, — я погладила его по выпоротой заднице. — И тебе будет больно.
— А тебе это нравится, — он развел ноги, провоцируя меня забраться пальцами дальше, к яичкам.