Впрочем, при хорошей рекламной поддержке и не такое дерьмо пипл хавает. Десяток-другой хвалебных статей, покрутить на радио несколько удачных номеров — и жуть от Петрова и Гольцмана еще и станет русским хитом. И репутацию русского мюзикла это не погубит, потому что губить там все равно нечего.
Черт. Даже не знаю, что будет хуже — позволить им с треском провалиться, или стыдиться, что благодаря мне кошмар ужасный станет новым витком русской культуры.
— Не надо, Бонни, — я погладила его по руке. — Я должна объяснить это Ирке сама. Она же моя подруга.
— Ты права, мадонна, — он легко сжал мою ладонь. — Только давай скорее смотаемся отсюда?
Мы в самом деле смотались очень быстро. Мне не хватило смелости сказать при всей труппе, что дело дрянь. Впрочем, это и так было понятно по морде Бонни, да и моей тоже. Всем, кроме Ирки. Она продолжала гореть энтузиазмом, надеяться на чудо и наш с ней завтрашний разговор. А пока всучила мне клавир вместе со сценарием, чтобы мы с Бонни могли просмотреть его сами, ведь мы пока не видели самого интересного…
— Ага. Прости, Ир, нам в самом деле пора. Завтра спишемся, — сгорая со стыда от невозможности сказать ей в глаза «нет», я сбежала.
Клавир я сунула на переднее сиденье к водителю лимузина и велела ехать в Москву. Куда? А… на Старый Арбат, вот! Хорошая погода, вечер, там красиво, а у меня незакрытый гештальт: прогуляться с Бонни по знакомым с детства местам. Может быть даже мимо родной Гнесинки, она там рядом, в переулках за Новым Арбатом. И ни в коем случае не вспоминать о «Дракуле»!
21. Укушенные Дракулой
Москва, следующий день
Роза
Гештальт мы закрыли на отлично! Гулять с Бонни по Старому Арбату, заглядывая в сувенирные магазинчики, останавливаясь около уличных музыкантов и целуясь в самых неожиданных местах — просто так, от избытка счастья в крови — было невероятно хорошо. Здесь Бонни никто не узнавал, и нас принимали за обычных европейских туристов. Даже когда в одном из ресторанов с караоке Бонни спел для меня «Lasciatemi cantare», а потом мы с ним дуэтом «Piu' che puoi», его не признали. Ну в самом же деле, не может сам Бонни Джеральд вылезти из радио и зажигать в обычном московском караоке, да еще с такой несерьезно-счастливой мордой!
Мне даже ненадолго показалось, что мы снова в ЛА и из караоке вернемся в наше бунгало в «Тихой гавани». А может быть, что у нас с Бонни медовый месяц на двоих. Иногда это так здорово — не ходить на работу, не писать романы, не зависеть ни от кого и ни от чего, а просто гулять в свое удовольствие!
Домой мы вернулись около полуночи. Водитель лимузина помог донести чемодан Бонни, который мы забрали в Метрополе, и несколько пакетов с едой, взятой в том же Метрополе на вынос. И — клавир. Вот же добросовестный гад! Нет, чтобы забыть!
Клавир и сценарий я бросила на тумбочку в коридоре, рядом с ненужными счетами и рекламными проспектами, все руки не доходили выкинуть, и забыла.
Вот честно, забыла! И Бонни забыл!
Ну да. Пока не. Он же режиссер, на всю голову гениальный, и слово «отпуск» у него означает только одно: можно заняться чем-то новеньким! Ну не бездельничать же трое суток кряду, в самом-то деле!
Короче говоря, мы столкнулись возле тумбочки с клавиром. В час ночи, когда все нормальные люди, от души позанимавшись любовью, ложатся спать. В смысле, идут в душ, зевая на ходу и не думая ни о чем таком, вроде недостающих реплик в жутком мюзикле, который с правильными текстовыми вставками стал бы не совсем и жутким, а даже местами интересным… особенно если обыграть разницу менталитетов поверенного, рожденного в девятнадцатом веке, и Дракулы — который вообще вне времени, и заменить пафосные страдалища на что-то более разумное, адекватное и интересное… Ну, как-то так, да. Мы столкнулись. Я шла из душа, Бонни в душ. Кажется. То есть я посторонилась, пропуская его дальше, в ванную, подумала: а не заглянуть ли в сценарий? Так просто, на пять минут, пока Бонни моется. Все равно ж не усну, ага?
Но Бонни почему-то не пошел дальше, а как-то странно посмотрел мне за спину. На тумбочку.
— Ты же в душ? — на всякий случай уточнила я, почему-то заливаясь предательским жаром.
— В душ, — согласился Бонни, продолжая смотреть на чертову тумбочку.
— А я пока… ну, ты иди.
— Иду, — он не тронулся с места. — Ты же спать?
— Спать, — кивнула я, тоже не трогаясь с места. Ну а что? Мы обещали друг другу не говорить больше об этой жути от Петрова и Гольцмана, вот я и выполняю обещание. Я ж не собираюсь обсуждать жуть! Только заглянуть в сценарий. — Что-то не так?