"Иисус Христос -современный детектив"
«Иисус Христос - современный детектив»
Пьеса
Понтий Пилат сокрушенно смотрел на заходящее солнце. Его очень беспокоили цены на вино и оливковое масло, спекулянты на рынке, разбойники, временами нападающие на окраины территории, за которую он по долгу своей службы отвечал. Прокуратор морщился от приступов подагры и вечерней изжоги от чрезмерного поедания персиков, которые он любил запивать молодым вином. Ему было совершенно насрать на десятки и сотни приговоренных к тюрьме, смерти на позорном столбе, колесованию и повешению. Ему было наплевать на очередного разбойника, вора, предателя, прелюбодея, пророка, мессию, заговорщика и фальшивомонетчика, которые пачками лезли в Иерусалим, осаждая его, словно войска славного ассирийского императора Навуходоносора, которого Пилат чтил и уважал за стойкость, мужество и мудрость. В общем, Понтий Пилат - прокуратор Иудеи - был человеком весьма прагматичным и веселым.
Как-то утром, секретарь прокуратора доложил, что к нему с визитом прибыл чиновник из Рима с поручением. Прокуратор поморщился: он только что принял ванну и плотно позавтракал. Однако, солдатская привычка не оставлять на потом важные дела дала о себе знать и Пилат промычал что-то нечленораздельное, из чего секретарь сделал вывод, что аудиенция состоится через полчаса.
Иудейское утро было жарким, пыльным, липким, потным и грязным. В оливковой роще орали цикады. Разносчики воды пытались их перекричать. Где-то блеяла овца и мычала корова.
- Эвукат Марцелл Тулий, - сообщил секретарь Понтий Пилату.
Прокуратор прищурился (он было довольно близорук). В зал, хромая на левую ногу, вошел мужчина средних лет. Тяжелая походка выдавала в нем старого солдата, который некогда вышел в отставку, но по приглашению консула добровольно вернулся на службу, чтобы выполнять особые поручения командира, или начальника. Когда гость подошел ближе, прокуратор разглядел лиловый шрам, рассекавший правую щеку эвуката. Марцелл был одет просто, а пыль на его калигах извещала о долгой дороге, которую он преодолел за короткий промежуток времени.
- Приветствую тебя, прокуратор Иудеи, - хриплым голосом промолвил гость.
Пилат обратил внимание, что в интонации эвуката не было ни почтения, ни даже малейшего уважения к его персоне.
- Прошу принять сию грамоту от императора нашего Тиберия, пусть жизнь его продлится в веках и не омрачится покрывалом смерти.
Посланец достал из простой дорожной сумки свиток пергамента и протянул его Пилату, лишь слегка склонив голову. Прокуратор с почтением принял документ из рук человека, который будучи в его легионе, мог удостоиться чести лишь носить мешок с овсом за его коном. Однако, по мере того, как Пилат читал послание бессмертного императора Тиберия, его преждевременная лысина все больше и больше покрывалась холодным потом.
- Император отдал приказ провести дополнительное расследование казни преступников-евреев?
- Именно так, прокуратор, - ответил Марцелл.
Пилат откинулся на спинку деревянного кресла. Он положил пергамент не небольшой столик, на котором стоял кувшин с хорошим вином, ваза с фруктами и небольшая пиала с медом.
- Я понимаю, что не вправе задавать подобный вопрос, - внезапно спокойно и холодно промолвил прокуратор. - Но, клянусь Юпитером, зачем императору дополнительное расследование казни каких-то негодяев и самозванцев?
Эвукат Туллий поднялся на ступеньку, отчего его лицо приблизилось к лицу прокуратора.
- У нас есть сведения, что у вас под носом некие мошенники хотят подготовить почву для бунта против императора.
Пилат выдохнул. Его глаза налились кровью. Ноздри превратились в хищные гнезда для степных орлов, а пальцы принялись царапать перила кресла.
- Бунт? Здесь в Иудее?
Эвукат кивнул, словно был уверен в этом на сто процентов.
- Не может того быть.
Марцелл спустился на пол и уже совершенно спокойно добавил:
- Наши осведомители донесли, что некая казнь, прошедшая здесь недавно…
- В Кесарии я не казнил людей, - ответил Пилат, нахмурившись.
Голова эвуката опустилась, потом он вскинул взгляд на прокуратора.
- Верны слова твои…
Уважаемый читатель, безусловно, для полной и более правдоподобной передачи смысла, лексики и исторической правдивости, мне следовало бы вести повествование языком, принятым в эпоху времени, о котором я собираюсь писать. Это вызывало бы у части читателей историческую, переходящую в короткий оргазм, экзальтацию от слов: «благовония», «боги Рима», «священные рощи», «Синедрион», «первосвященник», «секарии», «фелистимляне», «страсти», «копье Лонгина» и прочую чепуху, о которой мы имеем крайне слабое представление в силу ушедших столетий, отсутствия каких-либо достоверных исторических документов, архивов и тому подобного. Мне кажется, гораздо удобнее и честнее будет описать следующие события простым, понятным всем языком, избегая ненужных аллюзий, компиляций и тупых аллегорий.