Меня мутит, и я наклоняюсь над раковиной. Тошнота проходит, я включаю воду и подставляюсь под холодную струю. Потом осторожно промокаю голову — вытирать очень уж больно. Наливаю в чайник немного воды и смотрю на бешеное синее пламя. Глянуть в зеркало у меня не хватает духу. Не сейчас. И тут накатывает боль. Болит все: голова, горло, живот, нос…
Особенно нос. Хорошо хоть кровь течь перестала.
Вода уже не шумит. Через мгновение появляется Зоула: снизу желтое полотенце, на голове розовое. На лбу красуется кровоподтек. Я вспоминаю, что на мне только трусы.
— Давай позвоним в полицию, — предлагаю я ей.
Чайник закипает, я ищу растворимый кофе и чашки. С желудком у меня по-прежнему неладно.
В ее голосе слышится гнев.
— Что-то в этой рукописи есть, Гарри!
— С какой новости начать — с плохой или хорошей?
Она сердито машет рукой.
— Рукопись им не досталась, — говорю.
Я уже принес манускрипт из своей спальни.
— А плохая новость?
— Они унесли мой лэптоп. Там есть файл с дневником Огилви.
— Но об этом дневнике им известно не больше, чем нам.
— Ошибаешься, Зоула. Они не могут не знать, что ищут.
— Тогда давай обыграем их на их же поле.
Она вытирает волосы, осторожно обходя кровоподтек на лбу. Ее голос доносится сквозь розовое полотенце.
— Серьезно? Ты и вправду хочешь продолжать?
Зоула останавливается и удивленно смотрит на меня из-под полотенца.
— Ни о чем другом я и не думаю!
Она включает фен в розетку и начинает вытворять всякие штуки с щипцами для волос.
— По силам нам такое, Гарри? Я могла бы взять на две недели отгул…
— Согласен, — говорю я как ни в чем не бывало. — Бог знает, чем это для нас закончится, но у меня есть обязанности перед клиенткой… юной женщиной вамп…
— Между прочим, наши соперники еще могут вернуться. Их было двое. Один ждал внизу.
— В следующий раз они, возможно, прихватят с собой оружие, — предположил я.
Что такое оружие, я знал и пообщался с ним немало. До того как уволиться из армии, я успел побывать в Северной Ирландии, Косово и Заливе. После чего выбрал жизнь поспокойней. В этом, сдается мне, я похож на Динвуди.
— Ты все еще не выкинул из головы ту выдумку? Что Теббита убили за дневник?
— Соглашайся, Зоула. Я опять оказался прав.
Меня начинает трясти. Она выключает фен, садится к кухонному столу, наливает молоко, берет обеими руками большую кружку с кофе, подтягивает на дюйм полотенце и окидывает меня распутным взглядом.
— Ты живешь один, да?
— Как ты догадалась?
— Никто не сможет жить с таким самодовольным индюком.
Она отпивает кофе и вздыхает.
— У тебя я тоже не вижу никаких признаков сожителя, — замечаю я.
— Я была замужем за восхитительным человеком. Познакомилась с ним в Венеции, семь лет тому назад. Мы разведены.
— Немудрено. Наверное, он не мог с тобою ужиться?
— Я оказалась для него слишком любвеобильной. Он не поспевал.
Я разбрызгиваю кофе. Это движение отдается болью в лопатке, а Зоула довольно хихикает. Потом ее улыбка тает.
— Говоришь, оружие?
— Возможно. Еще один повод для звонка в полицию.
— Нет, Гарри. Они попросту заберут на шесть месяцев дневник, а я не хочу жить как Салман Рушди или как осведомитель, провинившийся перед мафией. Наш лучший способ защиты — выяснить, что есть такого в дневнике Огилви. Раньше врага. Обыграть этих придурков на их же поле. Что скажешь?
— Женщина! Будь благоразумна!
Она молчит.
— Мы не знаем, кто они и что нас ждет.
По-прежнему ничего — лишь немигающий, сбивающий с толку взгляд поверх кружки с кофе.
Я подумал: «Какого черта!»
— Лучше нам куда-нибудь исчезнуть.
Сквозь двойной стеклопакет доносится приглушенный шум автострады. Мое лицо в зеркале если не привлекательное, то хотя бы просто умиротворенное. Глаз еще привлекал к себе внимание, но явно шел на поправку. И я не проспал и двух часов. Что ж тут поделаешь?
Я вышел из общественного туалета и вернулся в зал.
Из кухни доносился запах поджаренного бекона.
Зоула сидела за столом у окна, в черных свитере и джинсах. В ушах — вчерашние цыганские серьги. Дневник лежал перед ней. За соседним столом водитель грузовика уписывал «настоящий английский завтрак», а по ту сторону от прохода сидела молодая пара с двумя заспанными детьми. Больше в забегаловке никого не было.
— В холодном свете утра наш поступок выглядит так себе. С какой стати мы должны бегать?
— Мы и не бегаем. Просто ложимся на дно, чтобы побить конкурентов.
Утверждение, конечно, спорное, но для препирательств было слишком рано. Я взял гренок.
— Кстати, куда мы направляемся?
— В Девон. У меня там есть убежище — родительский загородный дом. — Зоула наклонилась ко мне и понизила голос: — А еще я знаю, что на уме у Хэрриота и остальных.
ГЛАВА 16
— Что ж, Гарри. Сейчас твои мозги начнут дымиться. В состоянии ли ты переварить мои слова? Не уверена…
— Валяй!
Слово «валяй», наверное, было не лучшим из возможных, но уж что сказал, то сказал.
— Найди то место, где говорится о секретном цикле доктора Ди.
Я ни минуты не сомневался, что Зоула ездит на чем-то из ряда вон выходящем. И действительно, это была классика автомобилестроения, «релиант-симитар».
С трехлитровым движком, легким серебристым кузовом из стекловолокна и приборной панелью как в самолете. На длинном капоте я заметил тоненькие, с волосок, царапинки, но черные кожаные сиденья ничуть не просижены.
Толку от этой притаившейся мощи оказалось не много. Мы ползли со скоростью нескольких миль в час: на трассе М25 велись дорожные работы. В воздухе стоял легкий запах духов и кожи.
Я пролистывал страницы.
— Вот они, эти стихи. Что-то насчет земного и небесного годов, которые «помирились»… И еще: «не собьемся теперь и за триста лет».
— Именно. Первая подсказка. Это все как-то связано с календарями.
— Пока понятно, — сказал я.
— Только пока. Теперь — следующая улика. Что связывает Томаса Хэрриота и Джона Ди?
— Оба принадлежали к «Школе Ночи».
Дорожные работы заканчивались. Зоула смотрела вперед, выискивая брешь и готовясь к рывку.
— Ты меня поразил, Гарри! — призналась она. — Вот уж не ожидала, что вшивый лавочник может знать что-либо подобное.
— Мне известно, — продолжил я, — что лучшие умы того времени собирались у Уолтера Рэли — в его лондонском доме, в Дарем-Хаусе. Например, Фрэнсис Дрейк, путешественник и исследователь, Молине, один из создателей земного и небесного глобусов, Кристофер Марло, драматург, Джон Ди, придворный астроном, Томас Хэрриот, математик… Были и другие. Я знаю, что некоторые из них имели доступ к королевскому уху. Знаю, что их обвиняли в атеизме, богохульстве и отправлении странных обрядов. На самом деле темой их бесед становились самые разные вещи: насколько правдив Ветхий Завет, теория Коперника, новая математика, навигация… Они одной ногой стояли в современной науке, готовили почву для исследования всего земного шара и будущего могущества Англии. А так о «Школе Ночи» я знаю совсем немного.
Теперь дорога была свободна от дорожных служб. Зоула приметила щель и воткнула передачу. Я почувствовал жесткий толчок в спину, и мы с ревом пронеслись мимо стада машин. Она сказала:
— Там есть волшебный треугольник: Рэли, Хэрриот и Джон Ди. Теперь позволь дать тебе третью подсказку. Глянь, какую надпись оставила королева Елизавета на донесении Джона Ди.
— «Quod defertur non aufertur», — прочитал я. — Она говорит Джону Ди, что отложить на время — не значит забыть вовсе. Потом это было вычеркнуто и заменено на «jacta est alia» — «жребий брошен».
Зоула незаметно разогналась до сотни миль в час.
— Что за жребий, Гарри?
— Он как-то связан с тайным кругом и календарем?
— Умный мальчик, соображаешь. Теперь давай я расскажу тебе о секретном календаре Джона Ди. У нас есть високосные годы, потому что в году не ровно триста шестьдесят пять дней, так? Около четверти суток остаются неучтенными.