— Спасибо за помощь.
— Я ничего не сделал. Надеюсь, ты позвонишь, если тебе действительно понадобится помощь.
— Буду иметь в виду.
— У тебя есть свечи? Для службы?
— Наверняка рядом с отелем полно мест, где их можно купить.
— Нет-нет, у меня есть коробка. Пошли. Хоть чем-то смогу быть тебе полезным.
16
Темные волосы и глаза, оливкового оттенка кожа, безукоризненная стрижка, темный костюм итальянского покроя. Он был бы красив, подумала Ана, если бы не был так фальшив и не вел себя так подобострастно. На расстоянии он выглядел как кинозвезда, но при ближайшем рассмотрении в Эмиле Розентале виделось нечто, что нельзя было назвать иначе, как мерзким.
— Мисс Кесслер, не могу передать вам, какая это радость для меня. У нас много общих знакомых, я давно уже собирался вам позвонить. Ваш звонок стал исключительно приятной неожиданностью.
Он пытался выйти на контакт с ней разными способами: она получала от него приглашения на открытие выставок, послания, переданные через общих знакомых. Ана пользовалась репутацией — как ей казалось, незаслуженной — человека, который легко тратит деньги. Тем не менее она покупала произведения преимущественно современного искусства, тогда как Розенталь, начав с современного, после того как унаследовал галерею отца, специализировался на раннем европейском искусстве — живописи и артефактах периодов Средневековья и Возрождения. Она была уверена, что его интересует коллекция деда.
— Разрешите показать вам галерею. Я знаю, что выставленное в ней не является предметом вашего непосредственного интереса, но кое-что может вас заинтриговать.
Темные стены и мягкое освещение успокаивали, создавая ощущения скорее музея, а не художественной галереи. Коллекция была небольшой, поэтому экскурсия получилась короткой. Они осмотрели испанский молитвенник восемнадцатого века, затем перешли к портрету румяного купца — Голландия, шестнадцатый век, после чего остановились перед древней деревянной скульптурой Святого Георгия на коне, потрескавшейся, с выцветшей краской, но все еще великолепной — с золотыми шитом и высоко поднятым копьем.
— Это из Сирии, — сказал Розенталь. — У меня уже два покупателя на очереди.
— Два? Как они его поделят? Одному лошадь, а другому — святого?
Розенталь слишком громко рассмеялся.
— Нет-нет, думаю, что все достанется одному, разумеется. Тем не менее немного здоровой конкуренции, конечно же, не повредит. Средневековое искусство все еще не оценено по достоинству, так что иногда мы бываем вынуждены играть в эти игры. У меня есть скверная привычка переплачивать, ну и приходится как-то компенсировать. И конечно, когда я работаю на комиссионных, получить для моего клиента лучшую цену для меня дело чести. Клиенты очень довольны нашей работой.
— Не сомневаюсь.
— Почти не сомневаетесь. Наши недавние успехи, к сожалению, породили клеветнические измышления завистников. А это, в свою очередь, привело к самым абсурдным обвинениям.
— Я читала о расследовании.
— Как же вы могли не читать — ведь вокруг этого дела подняли такую шумиху. И все из-за сущих пустяков, уверяю вас. Они не обнаружили ничего незаконного, и не обнаружат, смею вас уверить.
И тем не менее, он сказал «не обнаружат ничего незаконного», а не «нет ничего незаконного», отметила про себя Ана.
— Ну, в любом случае у вас неплохая компания.
На его лице появилась нервная улыбка.
— Не понял, простите?
— «Кристи», «Сотби».
— Ах да, — пробормотал он. — В отличие от многих я не ссорюсь с аукционными домами, но в то же время вряд ли это можно назвать компанией.
— А эти расследования — просто глупость, вы не находите? Я имею в виду, что назначение определенной цены существует столько, сколько существуют сами аукционы. От чего им действительно стоит отказаться, так это от продажи украденных или похищенных произведений искусства.
Розенталь энергично закивал, чтобы как-то заполнить образовавшуюся паузу. Видимо, он потерял дар речи оттого, что это именно она завела речь об украденных вещах, но быстро нашелся:
— Боюсь, что это тоже старо как мир. И если пойти по этому пути еще дальше, придется потрясти и наших друзей в музеях, и тогда многие почувствуют себя неловко. Боже мой, если Музею современного искусства придется вернуть все имеющиеся у них работы сомнительного происхождения, они будут сдавать освободившееся пространство километрами. В распоряжении Кейта Хэринга окажется целое крыло.