— Как выглядит гигантский бандикут, Александр Фёдорович? — спросил Рокоссовский.
— Как большой барсук с длинным носом. Днём они спят. Их надо искать в норах.
— А обезьяны? — спросил Исаакян. — Здесь водятся обезьяны?
Казаки рассмеялись, видимо, слышали этот вопрос не в первый раз.
— Обезьяны водятся западнее, в голландской Индонезии, — тоном школьного учителя продолжал Александр Фёдорович. — Здесь живёт сумчатая фауна. Когда-то давно Новая Гвинея составляла единый материк с Австралией. Тысячи лет назад, когда сумчатые вымерли на всех других континентах, а уровень моря поднялся, они остались жить в этом уголке мира.
Премьер-министр обернулся и сказал Константину:
— То же самое с магией. Вы не найдёте ни одного истинного колдуна ни в Африке, ни в Латинской Америке. Настоящая магия — здесь, в Новой Гвинее.
— Именно поэтому вы перебрались сюда? — в шутку спросил Рокоссовский.
Правитель рассмеялся.
— Наверное, да. Здесь сказочный мир, не похожий ни на что иное. Я рад, что живу здесь.
Селик, шедший впереди с луком, поднёс палец ко рту и попросил молчать. Тихо, по-звериному, папуас пробежался по окрестным лужайкам и что-то проверил в норе. Сказал что-то по-креольски адъютанту премьера, и тот перевёл:
— Пусто, но был где-то рядом.
Спустя пару минут впереди появилась развилка. Проводник объяснил, что дороги затем сходятся.
— Предлагаю разделиться, — сказал премьер. — Вы, Ованес Степанович, отправитесь с нашим адъютантом и проводником по левой стороне, а мы — по правой.
Контр-адмирал кивнул и последовал налево.
Портфель Рокоссовского был уложен в заплечную сумку и теперь мешался при ходьбе. Через сотню шагов князь не выдержал, остановился и перевесил сумку на другое плечо.
— Константин Кваверьевич, почему бы вам не отдать сумку вашему адъютанту? — предложил премьер-министр.
— Не могу, Александр Фёдорович. Того требует устав.
— Понимаю. Воинский устав крупнейшей мировой империи. Эх, кто бы знал, что было с Россией, если бы в середине девятнадцатого века наши учёные не совершили столько удивительных открытий. Именно свет науки не позволил нам погрузиться во тьму невежества, в эти бесконечные кризисы, как это случилось с Англией и Францией.
— Каких именно открытий? — насторожился князь.
— Например, атомной энергии. Я хорошо образован и имею знакомства в научных кругах. Мне не составило труда понять, что пароходы, развивающие скорость в пять раз больше дизельных, это бутафория. Как и теплоэлектростанции, дающие мегаватты электричества…
Премьер стал говорить отрывисто, резко, и князю показалось, что он бредит.
— Скажите, князь, — продолжал Александр Фёдорович. — У вас никогда не возникало ощущения, что вы живёте в каком-то странном, параллельном мире? Что где-то за гранью реальности есть ваш двойник?
— Какой двойник?
— Двойник, который служит совсем другим людям, живёт в другой стране. В стране, в которой война закончилась в девятнадцатом году. Понимаете, мне всю жизнь снятся сны про эту страну. Сны, в которой Александр Фёдорович Керенский — не глава богом забытого края в изгнании, вдали от цивилизации, а правитель…
— Нашёл! — крикнул адъютант князя, забежавший в чащу на десяток шагов вперёд. — Сидит!
Керенский поднял на изготовку ружьё, оттолкнул князя и подбежал к адъютанту. Сергей сидел на корточках у полураскопанной норы, из которой виднелась морда с вытянутым носом, похожим на хоботок сайги.
Премьер-министр поднял ружьё, взвёл курок и выстрелил в Сергея. Захлёбываясь кровью, адъютант свалился рядом со своей не случившейся жертвой. Казаки наставили ружья на Рокоссовского.
— Я знаю, что у тебя в портфеле. Отдай нам это.
— Бесполезно, — ответил князь. — Без санкции Его Императорского Величества система не будет работать.
— Не ври мне, — ружьё Керенского почти уткнулось в лоб Рокоссовского. — Такие портфели есть у пяти генералов и двух адмиралов. Если Императорское Величество спит или находится в уборной?
— Его разбудят. Поднимут, позовут.
— Отдай мне портфель.
Слева послышался выстрел и истошный крик Исаакяна:
— Иду-ут!
Керенский обернулся на крик.
— Всё, контр-адмирала больше нет. Проводника, думаю, тоже, и сейчас…
Послышалось ещё два выстрела и какие-то невнятные крики Исаакяна и премьерского адъютанта. Все замерли и стали слушать — стало неожиданно тихо, а спустя секунду в этой мрачной тишине послышался гул, низким эхом разносившийся по лесу. И тогда Рокоссовский увидел.