Пройдя до конца торгового ряда, Диего замечает, что у одной из лавок народа почти нет. Бородатый старик в длинном плаще торгует книгами — яркими, в цветных обложках и со сказочными персонажами. Они продаются большими связками по пять-десять штук, лавка завалена ими. Диего даже становится немного жалко все эти книги — он понимает, что большинство жителей берёт их на растопку или вместо туалетной бумаги. Старик сидит за прилавком и читает, а рядом стоит что-то странное, длинное и до боли знакомое. Диего решает подойти поближе и замирает, как вкопанный.
Меньше всего Диего ожидал увидеть на уличном рынке ЭТО. Внутри происходит битва между желанием скрыть своё происхождение и банальным любопытством. В конце концов, последнее побеждает — тем более, решает американец, ему всё равно придётся разговаривать с горожанами.
— Откуда у вас это? — спрашивает Диего старика, показывая на длинную палку с десятком струн.
Старик поднимает взгляд, немного хмурится, недовольно отвечает:
— Беженец?
— Флорида, США, — говорит Диего. — Я мексиканец по происхождению. Рекрут.
Продавец решает подняться, откладывает книгу и подаёт руку для пожатия:
— Мои соболезнования. Второй раз за новое время встречаю человека, прошедшего этот ад. Как ты выжил?
Двухметровый Диего кажется великаном по сравнению с уральскими аборигенами.
— Мой отец был ненормальным. Со сорванной башней. Он построил воздушный шар ещё в две тысячи десятом, готовясь к концу света. Это и спасло нас. Когда настал Судный День, и Йеллоустоун взорвался, мы надули шар, погрузились и полетели через Атлантику.
— Вы с отцом? И удалось?
— Да. Ещё были мать с сестрой. Сестра была в тот момент в другом городе, скорее всего, она погибла. Мать полетела с нами и умерла вскоре в северной Африке. Мы c отцом пошли на север, через год после конца света дошли до границ Федерации. Меня забрали в рекруты на шесть лет и отпустили только неделю назад.
— Соболезную. И поздравляю. Свобода дорогого стоит. А отец?
— Отца вывели за Периметр и застрелили, вам чужие старики не нужны. Точно так же меня заставляли стрелять в китайцев на востоке, на подходе к границам Аномалии. Все шесть лет.
В глазах старика отражается понимание и сочувствие.
— Теперь ты в безопасности. Здесь не убивают. Но я бы не рекомендовал тебе рассказывать о том, что ты бывший беженец. Хоть вас и осталась пара сотен тысяч, отношение к вам разное. Скажи, что ты наполовину армянин. Или узбек. Я встречал узбеков, чем-то похожих на тебя.
— Это сложно скрыть. У меня плохой акцент и пробелы в образовании, — говорит Диего и напоминает свой вопрос: — Так откуда это у вас?
Старик оборачивается и поднимает с пола инструмент. Выглядит он как широкая заострённая доска с десятью струнами разной толщины, внизу видны магнитные датчики и какие-то разъёмы.
— Моего соседа-рокера забрали полгода назад в рекруты. У него дома было вот это — какой-то гибрид гитары, басухи… А ты видел такие, там, у себя?
— Это стик… Чэпмен стик, палка, я не знаю, как правильно по-русски.
— Фигня какая-то, — старик вертит в руках доску. — Американские гусли. Я даже не представляю, как играть.
— Я играл в альтернативной группе в колледже. Мой знакомый играл на стике, я пытался несколько раз научиться. Их делали на одной фабрике в Калифорнии… Вручную, небольшими партиями.
— Получается, это последний оставшийся в мире стик? — в глазах старика загорается нездоровый блеск.
— Возможно, в России осталось ещё несколько штук. За сколько продаёшь его?
— Семьдесят тысяч!
Диего поворачивается и молча идёт на центральный проспект.
— Эй! — старик кричит ему вслед. — Я пошутил, за десятку отдам. Или за пять! Кому он теперь нужен!
Это не важно, потому что Диего задели за живое. Он не любит, когда его принимают за идиота и пытаются воспользоваться. Да и денег таких у него нет.
На улице прохладно — несмотря на начавшееся потепление, в середине мая в этих широтах до сих пор редко бывает выше нуля. Тем не менее, Екатеринбург, или Четвёртый, как называют теперь мегаполис, кажется Диего чем-то похожим на американские или канадские города. Такая же плотная застройка, такие же небоскрёбы, правда, с выбитыми стёклами и покинутые. Такое же обилие кричащих рекламных стендов, бутиков, кафешек и торговых центров, правда, всё это пыльное, с отбитыми вывесками и в большинстве своём используется не по назначению. Наверное, думает Диего, точно так же выглядел бы центр Майами, если где-то в России взорвался супервулкан, и мир на несколько года погрузился в вулканическую зиму. К тому же, Майами тоже был четвёртым городом по численности в его родной стране. Всё это вызывает смешанные чувства — от острой, жгучей ностальгии, до непривычного ощущения комфорта и безопасности.