На его улыбку отозвался премьер-министр республики, который вышел из мобиля и бодро зашагал по мосткам навстречу князю. Рокоссовский сделал пару шагов, остановился и решил за свободный десяток секунд до рукопожатия оглядеть окрестности. Впереди, в сотне шагов на здании порта развевался триколор с силуэтом жёлтой райской птицы. В мутной дымке вечернего тропического тумана, густого, как молоко, проступали силуэты невысоких зданий, карабкающихся от бухты в сторону холмов и вгрызающихся в джунгли. Порт-Алексей, несмотря на свою отдалённость от метрополии, по населению смело приближался к стотысячному рубежу, а вся республика, занимавшая четверть острова — к миллионному. Над хмурыми строениями возвышались трубы медеплавильного завода, макушки трёх православных церквей и протестантского собора — из-за близости бывших колоний нищей Британской короны, в республике было немало англоязычных. Английский, наряду с русским и хири-моту, даже признавался государственным языком. Выше церквей и труб были только поле радиомачт, стоявшее на холмах и служившее неясным большинству военным целям.
Портовый город пах сыростью, грязью и неясной опасностью.
Правитель же оказался немного не таким, каким его представлял князь по ранним фотопортретам. Вместо обстоятельного председательского живота князь увидел худую фигуру немолодого, но атлетически сложенного господина, а густые чёрные волосы на голове сменились гладко выбритой, загорелой лысиной. Константин Ксаверьевич знал, что пятидесятилетний Александр Фёдорович, правитель Миклухомаклайской Республики, был родом из Симбирска, и перебрался в протекторат перед Великой Войною, в девятьсот двенадцатом. Ещё у премьер-министра не хватало одной из почек, что не мешало ему выглядеть вполне здоровым. Видимо, южный климат может благотворно влиять на человека у власти.
Улыбка, тем не менее, сошла с лица Рокоссовского. Перед командировкой он был проинструктирован Главнокомандующим и знал, что Александр Фёдорович принадлежит к масонской ложе. Сколько бы ни была сильна Империя, сколько бы ни казалась формальной независимость, с правителями колоний и протекторатов всегда следовало обходиться осторожно.
После крепкого, но молчаливого рукопожатия князь с премьер-министром и адъютантом сели в мобиль — внедорожный «митцубиси», весьма распространённый во всём Тихом Океане. Оставив позади коптящие небо трубы гигантских кораблей-амфибий, мобиль неторопливо развернулся, выехал за ограду и направился в сторону центра Порт-Алексея.
— Как вам местный климат? — начал диалог Александр Фёдорович.
— Моя дивизия совместно с североамериканцами три месяца охраняла Форт Елизаветы на Гавайях, — отозвался Константин. — Я уже привык. Хотя, по правде сказать, мне не хватает снега и петербургской сырости.
— Охраняла? Но от кого? Ни у кайзера, ни у Голландии нет баз восточнее Филиппин.
Константин Ксаверьевич после секундного раздумья пожал плечами и поправил портфель на коленях, который он не выпускал из рук. О бестактности премьер-министра ходили разные слухи, и князь списал такой вопрос именно на бестактность. То, что формально-нейтральная Япония всё чаще принимает немецких послов и закупает вооружение у европейских нейтралов, знать премьер-министру колониальной республики было совсем не обязательно.
— Война не закончена. Перемирие девятнадцатого года настолько зыбко, что следует ожидать всякого. Тем более в колониальных и бывших колониальных странах.
— Наслышан о ваших победах в Маньчжурии, ваша светлость, — продолжил Александр Фёдорович. — Повстанцы долго будут помнить залпы ваших ракет.
Князь не хотел это всё вспоминать и потому не ответил, он смотрел в окно. Они проезжали бедняцкие кварталы, примыкающие к порту. Детвора всех оттенков кожи, от светлого до жгуче-чёрного, одетая в рваные пижамки и набедренные повязки, бежала к ограде порта поглазеть на прибывшую эскадру.
— Ваше превосходительство, разрешите спросить. В городе много аборигенов? — спросил молчавший доселе адъютант князя Сергей Степанов.
— Около сорока тысяч, много переселенцев с гор и побережья, — словно извиняясь, сказал Александр Фёдорович. — Много русских, конечно, много казаков с Дальнего Востока, черкесов, но почти половина — папуасы. Чимбу, хули, ятмул, почти сотня языков. После того, как папуасам дали равные права, построили церкви в деревнях и разработали кириллическую письменность для важнейших языков, многие вчерашние, простите за выражение, дикари вовсю начали пробираться в посёлки и осваивать города.