— Оператор успел добежать до машины. Через пару часов в деревню был отправлена рота казаков, двое суток они зачищали местность, но многие из одержимых разбежались.
— Мне показалось, или… — спросил контр-адмирал императорского флота Исаакян.
— Они поднимались после того, как их убили? — спросил командующий внутренними войсками.
— Показалось, — нахмурившись, ответил за коллегу министр обороны. — Этого не может быть.
Рокоссовский слушал их и молчал. Он пока ещё не решил, как относиться к увиденному.
— Почему вы так уверены? — спросил контр-адмирал.
— Потому что… это противоречит здравому смыслу.
— Кто был оператором?
— Известный на острове кинолюбитель-антрополог, господин Хоффман.
— Вы доверяете любителю с немецкой фамилией? Неужели вы до сих пор не знакомы с достижениями киномонтажа? — подал голос ещё один офицер.
— Довольно! — прервал диспут князь. — Мы здесь собрались не для того, чтобы обсуждать случаи в лесу. При всём уважении к аборигенам — не их покой нам предстоит охранять. Город, посёлки, месторождения и дороги — вот что беспокоит нас больше всего. Три линкора и два транспортных судна под голландскими флагами прибыли трое суток назад в Порт-Нумбай. Он находится в шести часах плаванья от Порт-Алексея. В двух часах от границы. С прибытием нашей эскадры силы становятся примерно равны, пусть не численно, но по огневой мощи. Необходимо усилить патрулирование границы кавалерийскими частями и воздушным флотом. Перебросить пехотные полки в Западный уезд.
— Константин Ксаверьевич, но что делать с другими проявлениями этой, с позволения сказать, истерии? — спросил Исаакян. — Не может ли это помешать обороне и обеспечению тыла?
— Все возможные сражения будут проходить в прибрежной зоне и на берегу, где есть дороги и коммуникации.
Константин встал из-за стола.
— Позвольте откланяться, господа. На сегодня у меня ещё запланированы осмотр техники и совещания с составом эскадры.
Исаакян нагнал Рокоссовского у порога.
— Ваша светлость, — не унимался мрачный армянин. — Меня весьма настораживает увиденное. Не считаете ли вы необходимым произвести высадку на берег в указанном районе?..
— Не считаю. Предоставьте возможность казакам разобраться с дикарями.
Князь почувствовал, как отлегло на душе, когда он впервые за экспедицию употребил это бранное слово.
В первые пять дней князь осматривал танки, геликоптеры и другую технику в войсках протектората, съездил в двухдневную поездку по отдалённым казачьим частям на западной границе, потом началась рутина.
Уже через неделю стало ясно, что молниеносное нападение не входило в планы Голландии. По сообщениям разведки, один линкор и один транспортник отплыли из Порт-Нумбая на шестые сутки. Дни в Порт-Артуре стали похожи один на другой. Утреннее совещание в штабе, посещение и приём офицеров эскадры, полдня безделья и вечерний радиоканал с генштабом, с пробудившейся столицей. Пару раз князь отобедал в узком кругу членов правительства, говорили о разных пустяках — о погоде в столице, блюдах японской кухни, актрисах. Князь сознательно уходил от разговоров о мировой политике, и заметил, что премьер-министр также не поднимает больше никаких щепетильных вопросов, что внушало некое доверие.
Рокоссовский всё ждал известий от главнокомандующего о прекращении боевого дежурства, потому как чувствовал себя в этих дальних широтах в ссылке, но каждый вечер слышал: «Потерпи, Костя, надо подождать».
В начале второй недели, проснувшись рано утром после ночного кошмара, Рокоссовский понял, что осенняя петербургская хандра долетела до него через океаны. Снилась Маньчжурия, утонувшая в крови, после — что-то мрачное и страшное про жену и дочь. Проверив и поправив чемоданчик под подушкой, Рокоссовский сходил в соседний номер к адъютанту, попросив бумаги и чернил и сел писать письмо в Петербург.
«Дорогие мои Люля и Адуся! Улучив свободную минуту, спешу сообщить о себе и о наших делах…»