Тогда я ещё не знал, кто этот сантехник на самом деле.
— У вас что, ремонт? — спросил я начальника.
— Да. Меняют отопление. Про отца — грустно. Но этого явно недостаточно! — Кирилл Иванович прищурился и словно попытался заглянуть мне в душу своими чёрными, как смоль, зрачками. — Что-то ещё, чего не хватает. Хоть ты и прошёл тесты, я не могу поверить твоей истории.
— Женщина,– вздохнул я. — Дикая женщина с севера. Мы были вместе три года, но она переехала сюда работать в посольстве. Я терпел полгода и пошёл за ней.
Кирилл Иванович кивнул и задумался.
— В посольстве? Но ты же понимаешь, что у нас военные разработки. Конечно, из закрытого периметра невозможно ничего вынести без моего ведома, но, может, она «крот»? Законспирированный шпион? Модификантка, сдерёт с тебя кожу, натянет на себя, прочистит мозг, пройдёт все сканеры и залезет сюда? В наше время побеждает тот, кто заплатит больше.
— Нет, что за ужасы. Она уволилась из посольства год назад, прошла тестирование и получила статус горожанина. Сейчас преподаёт в училище. Я уверен в ней. Ей нравится её новый дом, нам хорошо вдвоём, и я сразу сказал, что моя работа…
— Я понял,– прервал меня Кирилл Иванович. — Но смотри, сохраняй режим секретности. Ведь у тебя четвёртый, предпоследний допуск.
Я был на распутье в тот день.
Тощие модификантки вились на сцене, словно змеи телесного цвета. Встроенные в рёбра колонки стреляли стробоскопами по посетителям и стенам стрип-бара, а флуоресцентная кожа на грудях и бёдрах переливалась радугой и отображала осциллограмму играющего транс-джаза. Аудио-шнуры, вставленные в позвоночник и другие неожиданные места, были сугубо декоративными, на имплантированные колонки поступал сигнал по беспроводной связи из синтезатора, зашитого под кожу у одной из участниц. Я разбирался в этом. Единственного в представлении мужчину упаковали в голографический «плащ-невидимку», и его можно было опознать только по тёмным точкам глаз и преломленному свету от тел танцовщиц.
Распиливая вилкой котлету, я обнаружил, что уже научился их различать — это оказался свежий урожай из оранжерей шестого сектора.
Мне было непонятно, как начать разговор и к чему его вести. Я не мог говорить, но мне хотелось совета, понимания и капли женской интуиции, чтобы принять важное решение, поэтому я решил поговорить в необычной обстановке. Я был готов ко всему, и это «всё» произошло.
— Хорошее место,– улыбнулась Вика. — Мне здесь нравится, хоть и не люблю стриптиз.
— Угу,– кивнул я.
— А тебе нравится?
— Угу.
— Слышал, скоро самолёт-дефицитник из Приморья прилетит. Сходим на рынок, купим что-нибудь?
— Угу, наверное.
— Матвей, ты какой-то молчаливый сегодня. Расскажи что-нибудь. Как твоя работа, чем занимался?
— Проектировал,– пробурчал я с набитым ртом. Прожевался и договорил. — Что именно, сказать не могу, ты знаешь.
На её лице уже не было огорчения, как в прошлые разы, когда я говорил о том, что моя работа секретная, и я этому даже обрадовался. Спросил:
— Кстати, как ты относишься к сантехникам?
— К сантехникам? Равнодушно. Да я и так догадываюсь, что ты проектировал. Какие-то деревья. Ты и в Угре этим занимался. Только раньше не молчал, делился со мной.
— Разные режимы секретности.
— Что с коллективом? Хороший? Общаешься?
— Угу, — кивнул я. — Трудолюбивые. Кстати, завтра, возможно, я задержусь на работе.
— Ты становишься трудоголиком,– обида всё-таки появилась. — За последние две недели в твоей жизни не осталось почти ничего, кроме работы, и то, о ней ты рассказываешь короткими фразами.
— А что ты хочешь,– несколько резко парировал я. — Я полтора года шарашился по клубам, работал сторожем, ночным диджеем, звукачом и прочими товарищами, получающими копейки. Я потратил столько сил, нервов на то, чтобы пройти тестирование и пробиться в Корпорацию, чтобы получать больше — и ты теперь в чём-то меня обвиняешь? Это же будут наши деньги, общие.