— Ты убьёшь меня осенью, — шепчет Мария минуту спустя, когда он приводит себя в порядок.
— Что? — Диего не верит своим ушам.
— Ты убьёшь меня осенью, — повторяет она.
3.
Мария работает в ревеневых оранжереях. Ревень круглогодично выращивают в полумраке подвалов и закрытых теплиц, изредка поливая и согревая печками. От этого стебли получаются длинными и нежными.
Мария оставляет Диего у себя, знакомит с управляющей коммуны, и он получает законное право проживать вместе с ней, в «Модной Бижутерии». За первую неделю, что Диего живёт в ТЦ, он изучает город и мало видит девушку — они встречаются лишь по ночам, жадно наслаждаясь друг другом. Мария молчалива и редко делится своим прошлым, он замечает странности в её характере. Диего удаётся лишь узнать, что родители её тоже умерли в первые годы Зимы, и у неё есть брат-рекрут, связь с которым она потеряла.
К концу недели Диего устраивается в локомотивном депо на сортировочной. По десять часов, шесть дней в неделю он толкает тележки, крутит гайки и таскает дефектоскопы, подвешенные на кране. Уставший как чёрт, он приходит домой, и сил едва хватает на ужин и секс.
С каждым днём становится всё теплее. Четвёртый — самый северный из бывших миллионников, не считая опустевшего Второго, но и сюда приходит запоздалое лето. Наверное, раньше оно было таким же где-нибудь в Мурманске, Архангельске или Анкоридже, думает Диего. Распускаются листья на выживших деревьях, вдоль пыльных городских улиц цветут одуванчики — Диего ещё в армии полюбил эти простые цветы.
В следующее воскресенье они с Марией выбираются погулять в дендропарк — несмотря на то, что он находится буквально через дорогу от их жилища, за полмесяца проживания в Четвёртом Диего ни разу там не был.
— Раньше здесь было вдвое больше деревьев. Кедры, пихты, южная экзотика, — рассказывает Мария. — В детстве я любила гулять здесь с мамой и братом. Половину деревьев срубили на дрова в первые годы.
— Зато вам удалось выжить. Теперь есть где выращивать овощи.
— Разве это хорошо? Это была частичка старого мира, которого больше нет.
— Не стоит тосковать об этом. Я потерял всё, но научился жить по-новому, обрёл тебя и новый дом.
Мария качает головой:
— Раньше было весело. Раньше было много клубов, кинотеатров, концертов, много музыки и магазинов. Ты знаешь, ты правильно сказал, что Четвёртый из всех российских городов самый американский — ведь у нас приходилось больше всего торговых центров на единицу населения.
— Что в этом американского? — усмехается Диего. — Если Америка ассоциируется у тебя с… потребл… потребительством… как это сказать?
— С обществом потребления?
— Да, с обществом потребления, то я рад, что такой Америки больше нет. Что худшее позади, и что старая цивилизация умерла. Ты знаешь, нам говорили в детстве про «ось зла», про злых коммунистов верхом на ездовых медведях. Но я ещё тогда чувствовал, что всё не так. Что настоящая империя зла — это Америка. Что я и все вокруг живут неправильно. И Бог, или природа, или кто-то ещё обязательно накажут нас за наши грехи.
Они обходят грядки, на которые уже высадили саженцы. Пожилая женщина здоровается с ними, улыбается.
— Думаешь, добро победило? Но разве нынешний мир — Аномалия, Периметр, три миллиарда умерших по всем свету — это добро? — в голосе Марии слышны слёзы. — Разве это справедливо? Разве справедливы средневековые порядки? Стрелять в стариков — это добро? Здесь, в центре страны, нет убийц, да… Но почему мы в городах должны жить лучше других, когда миллионы людей умирают от голода?
Она поднимает воротник и прижимается к нему, словно прося защиты. Диего гладит её по спине.
— В мире много несправедливого, но разве вы не мечтали об этом раньше? Жить лучше других?
— Мечтали. Хотя жили лучше, чем сейчас. О чём мечтать сейчас, когда я потеряла всё? — Мария сдерживает слёзы, успокаивается и спрашивает: — У тебя есть мечта?
— Да, есть. Я хочу заработать семьдесят тысяч.
Мария усмехается от странной цифры.
— Но зачем? Что ты купишь на такие деньги?
— Деревянный кусок своего прошлого. У тебя тоже наверняка есть какая-то мечта?
— Да. Я хочу, чтобы ты убил меня этой осенью.
Она произносит это таким спокойным тоном, что у Диего мурашки бегут по коже.
— Что за глупости ты говоришь⁈ Я думал, ты сказала это тогда, в первый раз, в… агонии, что это был бред.
— Нет, не бред.
— Ты же понимаешь, что при попытке убить кого-либо…
— Нет, это ты не понимаешь. Ты всё поймёшь осенью.