Только горы устрашились гнева Великого Бога.
Горы ничего не сказали. Они взялись за руки и встали длинной грядой. Горы оделись снегом и льдом, дав обет провести в аскезе и покаянии, не двигаясь, не разговаривая, не снимая леденящих уборов, все время до самого последнего дня, когда Великий Бог Дела снова увидит Свой мир.
Так и стоят они. Раньше еще качались, когда слышали илли. Но так илли больше никто не может петь.
А в илли поется, что только горы уйдут от расплаты, когда Великий Бог Дела снова увидит свой мир.
Такими жадными стали люди! Вот и дети волчицы: кто помнит заветы предков, хранит честь, слушает совесть? Яхъ — говорят. Барт — говорят. Только говорят, никто не следует. Каждый хочет стать богатым. Кто богат, того считают и честным, и мудрым, того уважают. Никто не спросит: откуда богатство? Сколько плакало матерей, сколько юношей умирало, чтобы слезы и кровь стали золотом богатого человека? А бедный не может быть хорошим отцом и мужем, все смеются над ним. Бедность любые достоинства делает пороками, у богатого любые пороки становятся достоинствами.
Илли рассказали, откуда все пошло.
Земля была пуста и безводна, ничего на ней не росло, ничего не было в недрах. Как люди смогли бы жить? Тогда Великий Бог Дела выдохнул из себя большую Белую Птицу. Летела Белая Птица в небе, задевала крыльями звезды. Потом села Белая Птица на землю, сложила крылья. Процарапала когтем первую борозду.
И, так это бывает с птицами, испустила в борозду свой помет. Сделав это, взмахнула крыльями, уронила перо, а сама полетела. Такой большой была Белая Птица, что закрывала полнеба. Все дальше летела Белая Птица. Через век ее было видно в четверти неба. Через восемь веков она стала размером со стаю звезд. Прошло еще семь раз по восемь веков, и Белая Птица стала как маленькая звезда. А теперь ее совсем не видно.
Но в илли поется, что Белая Птица и ныне летит, дальше и дальше, пока не коснется твердой скорлупы, которой покрыта вселенная, Дунне. Тогда она станет клевать скорлупу. Вылупится Белая Птица — расколется яйцо, Дунне расколется.
Помет Белой Птицы стал богатством в недрах земель. В помете была вода — и появились на земле озера и реки, реки наполнили море, большой океан. В помете было семя — и выросли на земле деревья и травы, с плодами и колосьями, пища для человека.
Если бы Великий Бог Дела мог видеть, как люди живут: только ради помета!
Из пера, которое уронила Белая Птица, появились первые великаны. Каждый волосок перышка стал живым человеком. Да, люди тогда были большими!
Они перешагивали через ущелья, горы клали под голову, когда хотели уснуть. И трава была высокой, как дерево, а деревья — ростом равнялись с горой. Великаны жили долго. И с каждым веком становились все более злыми и жадными.
Мать Тушоли терпела семь раз по восемь веков. Но больше не смогла терпеть. Она пришла к Великому Богу, в слезах.
Мать Тушоли сказала:
“Дела, Ты дал мне детей, которые припадают к моей груди, но не дал с ними счастья! Дети терзают меня, высокие они, но мало у них разума, мало жалости и любви. Они стремятся достать все, что считают богатством, из недр земли, из моего тела. И для этого они роют большие, глубокие ямы. А там, где они проходят — земля становится твердой, как камень, так тяжелы их тела!”
Великий Бог Дела сказал:
Пусть же они станут размером во столько раз меньше, во сколько не хватает им разума для правильных поступков, и сердца для доброты и любви.
И люди сразу стали маленькими. Сначала потерялись они в траве, которая была высокой, как дерево, в лесах, которые были выше, чем горы. Но небесный олень съел древние травы, небесный медведь повалил леса. Новые выросли под рост человеку.
Только горы остались большими.
Слышали ли вы про дунен беркат, счастливое время? Слышали, да не верите. И как поверить? Целыми днями трудитесь, терзаете землю, громоздите камни, на грохочущих повозках — туда, сюда, везде надо успеть. И все для того, чтобы было тепло, чтобы пища, одежда, повозки — все не хуже, чем у некхи, соседа.
А дунен беркат — сказки. Вселенская благодать. Где она? Ничего не бывает даром. Все только с большим трудом или через грех.
Старые люди, они все придумывают. Или повторяют то, что придумали до них.
Как встречала Жер-баба орстхойцев, могучих богатырей, накормила их лепешками из горсти муки. Из маленькой горсти муки спекла лепешки! Орстхойцы ели, ели, насытились, ели еще, да так и не смогли всего съесть. Потому что мука эта сохранилась у Жер-бабы со времен дунен беркат, вселенской благодати.
Может, не в том дело, что пшеница тогда была в рост человеку, а молоко текло, как полноводная река. Может, в том, что человек не алкал: еще, еще, мало мне! И хватало тогда, горсти муки хватало.
Однажды красивый и сильный юноша пришел к старикам и спросил: кто сотворил этот мир, что было в самом начале, почему мы дети волчицы и что нас ждет?
Старики удивились. Зачем тебе знать? Почему не ищешь невесту, не строишь дом? Что с того, что было в самом начале и будет в самом конце? У тебя молодость и здоровье — вот что ценнее, чем всякая мудрость, которая лишь пепел былого огня.
А юноша сказал: что юность и старость? Остановки в пути к пасти Великого Змея…
Тогда старики поняли — это илли, он будет их петь.
Но мы не знаем!
Всего лишь миг назад мы были так же молоды, были наивны, а мир уже был, такой, и дети волчицы. Спросим у тех, кто воистину стар!
Восемь старцев восьми тукхумов, союзов племен, отправились в дорогу. Шли до края земли, до того места, где пещера в страну предков, тех, кто открыл путь. Подошли к входу в пещеру, разожгли огонь, стали петь илли. Войти не могли — не пришло время. Никто не войдет раньше положенного, никто не сможет не войти, когда придет срок.
Вышли предки, числом восемь, восемь предков восьми тукхумов детей волчицы.
Вы пели илли, вы хотели видеть нас? Говорите, живые!
О воистину старые, те, кто видел утро мира! Скажите, кто сотворил этот мир, что было в самом начале, почему мы дети волчицы и что нас ждет?
Задумались предки. От их мыслей трава смиренно ложилась на землю, как если бы дул сильный ветер. Потом стали они говорить. И от слов их в горах сходили лавины снега, а в ущельях грохотал камнепад.
Мы были первыми людьми, от нас пошли восемь тукхумов. Мы жили долго и никак не могли умереть. Потому что никто не ведал, как это — умирать. Никто не знал, куда идти после смерти. Но человек не может жить вечно. Когда проходят его сроки, он становится будто чужой. Земля гонит его от себя, как волчица — взрослого сына, если тот все еще хочет пить ее молоко, вместо того чтобы охотиться в лесу. Мы стали искать путь. Оставив дома и семьи, мы шли, в солнечные дни и в непогоду, семь весен и восемь осеней, пока не дошли до края земли.