Выбрать главу

"...выйдя из киео, отложив газету, выключив радио, человек видел вокруг себя совсем не то, что ему только что показали или рассказали, но это здесь, в данном месте, а там, где снимали кино, наверное все было по-другому. (...) потаенное ощущение реальности было, но оно не могло стать действенной силой..."* - надвигалась

------------------------* - Заславаская Т. Перестройка соответствует стратегическим интересам большинства. "Знание-сила", 1987, Nо 11. ------------------------

техническая отсталость, перестало действовать внушение, поскольку идеалы забылись, кратковременнавя эйфория победы прошла, а от долгого страха устали.

Сложились именно те условия, когда в с е искусство стало опасным для режима. Главной угрозой оказалась фантастика, которая могла вскрыть противоречие между подлинным и сталинским коммунизмом.

Ее требовалось превратить в псевдоискусство.

Тогда-то расцвела любовно взращиваемая с начала тридцатых годов фантастика ближнего прицела. Шпанов, Адамов, Немцов, Трублаини. Александр Казанцев.

Чтобы спрятать мертвый лист, посадили мертвый лес.

Александр Казанцев.

Да, признанный лидер "молодогвардейской фантастики" именно тогда вошел в литературу. Эпоха требовала маленьких сталиных.

Я никогда не видел этого человека. Для меня он - просто безликое воплощение мелкой мерзости черных лет.

"Всех учили, но почему же ты оказался первым учеником, скотина?"*

------------------------* - Шварц Е. Дракон. В кн. Шварц Е. Пьесы. Л.: Советский писатель, 1972. -----------------------

ФЕНОМЕН ПСЕВДОФАНТАСТИКИ

Существует "товарный знак", клеймо, позволяющее после нескольких страниц или даже строк уверенно определить: "Это - МГ". Дело не только в привычно низком литературном уровне - создается впечатление, что есть некая схема, есть свой, особый взгляд на жизнь и творчество.

"Всякое содержание получает оправдание лишь как момент целого, вне которого оно есть необоснованное утверждение или субъективаная уверенность." (Гегель)

I. Эстетика.

Нет необходимости доказывать первичность эстетических критериев при изучении отдельных произведений и целых литературных школ. На читателя воздействует прежде всего эмоциональный фон текста, эмоции же обусловлены почти врожденным чувством прекрасного и безобразного (категории взаимопревращаемые) и, значит, напрямую зависят от эстетической позиции автора.

Надо признать, что если в сферах этики, философии или социологии претензии фантастов-молодогвардейцев на духовное наследство И.А.Ефремова вызывает недоумение, то в области эстетики его влияние на позднейшее творчество редакции В.Щербакова несомненно.

Становленние писателя Ефремова пришлось на пятидесятые годы. Советская фантастика, да и вся культура страны победившего социализма представляла собой зрелище жалкое. Соответствующей была и литературная среда.

Творческие возрения Ефремова формировались под влиянием его научной деятельностьи. Это спровоцировало отношение к литературному произведению, как к теореме, подлежащей краткому и четкому доказательству. Любые построения, прямо не работающие на авторскую задачу, безжалостно вычеркиваются. Свободное развитие сюжетных линий отсутствует. Поведение героев упрощено до функциональности.

Эти принципы оказались совместимыми с литературными особенностями фантастики ближнего прицела, и книги раннего Ефремова соединили в себе, надо сказать - довольно органично - новизну содержания и архаичность формы. К тому же, блестяще владея мыслью, автор "Туманносмти Андромеды" был далек от понимания тайн языка.

"Последователи" взяли за образец именно слабые стороны творчества мастера. Остроту и глубину социального анализа им пришлось подменить антиимпериалистической и квазикоммунистической фразеологией, горький оптимизм ученого перешел в их исполнении в слащавое самовосхваление, исчезло страстное желание изменить мир, но осталась, сделавшись достоянием псевдофантастики, внешняя сторона. То, от чего Ефремов отказался в последние годы жизни - не зря лучший советский историко-фантастический роман - "Таис Афинская" замалчивается молодогвардейской критикой.

Постефремовскую (иначе Медведевскую) эстетику отличает прежде всего ситуационная определенность, иначе говоря - отсутствие степеней свободы. Не только социальная среда, но и характеры персонажей заданы изначально; события и поступки предсказуемы.

Герой не вправе принимать случайные решения - действия его обязаны вытекать из предшествующего с о з н а т е л ь н о г о поведения. Как идеальный чиновник, он свято выполняет инструкцию (то есть, авторский замысел) даже в ущерб себе.

Отсюда пренебрежение авторов к тонкой диалектикен взаимодействия сознания и подсознания. Эмоциональная бедность текста, которую приходится скрывать придуманными размолвками да искусственными переживаниями.

Психика героев лишена источника внутрененего движения, потому произведение, невзирая на потуги создателя, неизбежно статично. Даже лучшие из книг "МГ", например, "Лунная радуга", представляют собой растянутые экспозиции так и не начавшегося действия.

Функциональность персонажей лишает их речевой индивидуальности. В книгах серии Библиотеки Советской Фантастики невозможно различить на слух диалоги, внутренние монологи и авторский текст. Везде используется одинаковый приглаженный язык, который если и услышишь, то на дипломатическом рауте. Оживляют текст изредка встречающиеся вульгаризмы типа "фирма веники не вяжет"* и стилизации

-----------------------------------* - Ахметов С. День венеры. В кн. Ахметов С. Алмаз "Шах". М.: МГ, 1982г. -------------------------------------

под народную речь.

" - У меня вот дочь растет, язви ее в душу, наденет сапожищи до колен, штаны американские натянет и прет по жизни гренадером. А попробуй укажи - так отбреет отца родного... Да, омужичились девки-то, и не только одежей. В мое время куда какие скромницы: помню, были! Но и цену себе знали. Иная с виду совсем замухрышка, а идет - все в ней поет. Теперешние девки и ходить-то по бабьи не умеют. того и гляди, отвалится чего-нибудь. Мою гренадерку в двадцать лет мать учит, как юбку носить, шнурком ей колени подвязываеит. Тьфу!.."*