Я не могу выйти и, очевидно, это и не предполагается.
Я стучу кулаками по дереву.
— Эй? Здесь есть кто-нибудь? Где я? — зову я и ощущаю подступающую истерику.
— Эй! — вновь зову я. — Кто-нибудь меня слышит?
Ничего.
Тишина.
Конечно.
Я упираюсь лбом в дверь и несколько раз бьюсь головой о твёрдую поверхность.
— Никого там нет, Нора, — бормочу я. — Никто не выпустит тебя отсюда.
А потом я начинаю смеяться. Ненормально. Напряжённо и натянуто. Я смеюсь и смеюсь, и смеюсь. Смех сейчас совершенно неуместен, но остановиться невозможно. Смех клокочет в груди, и я даже не пытаюсь прекратить.
Затем на его место приходит страх. Настолько глубокий, что сразу же укореняется во мне и не собирается уходить.
— Ответь мне! — кричу я, охваченная ужасом. — Пожалуйста! — умоляю. — Что я сделала? Почему я здесь? Просто скажи мне!
Я снова и снова бьюсь головой о стену.
— Кто ты? — произношу одними губами.
В тени скрываются чудовища и монстры, которых я не вижу.
— Выпустите меня! — выдыхаю я, хватаясь за горло. Оборачиваю и сжимаю руками свою тонкую шею. Этого оказывается достаточно, чтобы осесть на землю и подползти к центру. Паническая атака наносит серьёзный удар.
— Хочу домой! — сгибаюсь пополам и рыдаю.
Никогда не думала, что настанет время, когда я стану тосковать по дому. Что буду с сожалением вспоминать холодные комнаты.
Но сейчас я не хочу ничего сильнее, чем войти через парадную дверь и услышать резкий, разочарованный голос матери, приказывающий идти в свою комнату, потому что она не хочет меня видеть.
Я с тоской вспоминаю свою спальню, которая за последние несколько лет превратилась для меня в тюрьму.
— Хочу домой, — шепчу я.
Так сильно.
Я думаю о своём доме.
О матери.
О жестком взгляде ее глаз и постоянно опущенных вниз уголках губ.
Я помню своё отражение в разбитом зеркале. Искажённое лицо в осколках.
Тысячи минутных воспоминаний затуманивают мой разум.
Но я никак не могу вспомнить, что произошло до этого.
— Я д-должна выйти от-отсюда, — заикаюсь я. Отчаянные слова срываются с губ безутешной девушки.
Я колочу в дверь так сильно, как только могу — руками и ногами, вкладывая всю энергию, о которой даже не подозревала.
— Выпустите меня! — кричу я раз за разом.
Разумная часть моего сознания понимает, что это бесполезно.
Я знаю, что никто и никогда меня не услышит.
Вполне логично, что мои мольбы не имеют никакого значения.
Я могу стоять тут и кричать, пока не охрипну, кричать до потери голоса, и это не изменит ровным счётом ничего.
Но я не могу остановиться. Однажды я уже позволила панике охватить разум, и теперь уже невозможно вернуть назад бутылку воды.
Я продолжаю кричать.
Продолжаю стучать руками по твёрдому дереву до тех пор, пока не рассекаю кожу и не чувствую кровь, стекающую по запястьям.
Пинаю ее до боли в стопах и дрожи в ногах.
Дергаю ручку изо всех сил, которые ещё у меня осталась. Если бы пришлось, я бы выломала дверь; царапала бы дерево голыми руками.
А потом моё тело сдаётся. Истощение — моя погибель. Мозг отказывается работать, и я ничего не могу с этим поделать. Просто сворачиваюсь в клубок на грязном, таком грязном полу.
Разрушенная. Испуганная. Больная и измученная.
Потерянная.
— Что произошло? — шепчу я, расцарапывая ногтями щёки, прокалывая плоть и очищая. Оставляя рубцы. Оставляя отметины на обеих щеках — временные и постоянные.
— Что со мной произошло? — требую я ответа у забывчивого разума.
Я помню, кто я.
Нора Гилберт.
Я помню свою жизнь.
Несчастную.
Я даже помню, где была раньше.
Уэверли Парк.
Пытаюсь вспомнить, кого я любила.
Мозг словно рикошетом отбивает воспоминание. Но сердце отзывается.
А затем я вижу его лицо.
«Нора! Ты не понимаешь! Пожалуйста!»
Несмотря на жаркую, душную комнату, меня пробирает дрожь. Пот и страх смешиваются на моей коже. Радость от того, что я вспомнила лицо. Жёсткое любимое лицо. И глаза, которые всегда видели то, чего я не хотела показывать.
Мёртвые глаза.
Меня начинает неудержимо трясти.
— Что со мной случилось? — хриплю я, но голос пропадает. Безрезультатно. Ведь здесь это не имеет значения. В этом аду.
Что заставляет меня страдать.
И его лицо.
Мёртвые зелёные глаза.
Зловеще улыбающиеся губы.
Пальцы вцепляются в меня, притягивают ближе. Ненавистные ужасные слова, сказанные мне на ухо.