…навсегда осталось за чертой города. Это в первый же день приезда объяснила мне Элеонора.
– Какого черта ты молчала все это время?!
Оказывается, не всё.
– Ты, единственный человек в Городе, который знает всю историю с начала и до конца, – молчала?
Глаза у нее – два удивленных распахнутых блюдца, кажется, моя горячность для Верки неожиданность.
– Не кипятись, Рит. Это только слух, обычная сплетня.
– Ты хоть понимаешь, что, если эта сплетня окажется правдой?!
– Не очень...
Честность – не порок, но большой недостаток.
– Даже если Венедикт и в Городе, с чего ты взяла, что он явился по твою душу? Скорее всего, он с обычной деловой поездкой, и вовсе незачем метаться по всей кухне, сшибая кастрюли...
Хотя кастрюли благополучно покоились на своих местах, как и прочая утварь, я села на стул.
– Вер, ты совершенно невозможный человек...
– Тебя не поймешь: то чудом зовешь, то вот уже невозможной величаешь...
– Одно другому не мешает...
Мы непонимающе глядели друг на друга. Думаю, Верка, все-таки играла, она была вовсе не дура, что до меня, то я все еще сердилась.
– Вот только этого мне не хватало, – тихо пробормотала я под нос. – К чему еще и это…
– Рита, расслабься, – покачала головой подруга. – Ты преувеличиваешь свое значение в жизни этого человека. Скорее всего, он давно уже и думать о тебе забыл.
– Скорее всего, да…
Согласившись с утверждением Верки, я тем не менее в душе никак не могла в это поверить. Потому что это даже представить это было невозможно. И дело тут было не в моей мании величия.
Слишком много нас связывало… когда-то.
Когда-то безумно давно, еще до моего переезда.
И теперь… он здесь.
В этом городе, городе моих сладких снов, городе моих иллюзий.
Городе, куда я сбежала от него однажды.
Впрочем, все это, возможно, только слухи.
В самом деле, не стоит так кипешить, Рита.
Была уже ночь, и времени на сомнения и мучительную рефлексию не оставалось; мы разобрали диван и расстелили постель. Верка нырнула в нее первой, и я устроилась рядом, смутно подумав, как хорошо все же, что она здесь, что она у меня есть, что не нужно проводить эту ночь в одиночестве. И до рассвета обнимала это хрупкое тощее тело, греясь его теплом и жизненной энергией.
А потом наступило утро. Верка вскочила первой, судорожно натянула брюки и блузку и сделала кофе. И это последнее было ужасно мило с ее стороны, это можно было почти приравнять к очередному спасению моей жизни. И мы отправились на работу, ведь сегодня был четверг, а не суббота.
Улица Взятия, где находится редакция, расположена за четыре трамвайных остановки от моего дома, так что по-настоящему проснуться я не успела, хотя старое разваливающееся чудовище ползло, как черепаха, натужно кряхтело, хлопая дверьми, и вообще делало все, чтобы меня разбудить.
В редакции, несмотря на ранний час, было людно и шумно.
Однако по утрам на меня находит редкостная мизантропия, так что я решительно свернула к лестнице на второй этаж, где у меня была своя личная, отдельная от других камора – большая роскошь по здешним меркам. В каморе умещались стол, компьютер и целых два стула. Свое пальто я вешала куда-то ближе к потолку, но это уже частности.
Тем не менее до своего уютного пристанища я не дошла. На лестнице меня перехватила рыжая Гельда – одна из коллег и даже почти приятельница.
– Эй, Рита, – обратилась она ко мне. – Тебя шеф видеть хотел, рекомендую поторопиться.
Пришлось спуститься – кабинет шефа на первом, в самом что ни на есть андеграунде.
Ян Бориславович у нас человек, уважающий пунктуальность.
– Доброе утро, шеф.
– И тебе поздорову, Рита. Как настроение?
– Боевое, Ян Бориславович!
– Ну и отлично, дорогая моя. Да ты присаживайся, присаживайся...
Ого. Внутреннее чутье в один голос с жизненным опытом завопили о том, что разговор предстоит серьезный.
Ладно еще вопрос про настроение (спасибо хоть не самочувствие), но вот обращение – «дорогая моя»!