А ещё Алекс, хорошенько меня прополоскав под душем в полубессознательном состоянии, измазав с ног до головы выданной Крастом мазью и уложив на диван, уже второй час выковыривал занозы из ладоней. Исключительно моих — ему повезло больше.
Впрочем, Алекс вообще себя с лучшей стороны показал: нашёл, в каком месте надо стену пробивать, чтобы попасть в не обнаруженное ранее помещение, весьма оперативно. Я даже не успела впасть в панику и определить природу странного запаха, что пробивался даже в забитый пылью нос. Разглядеть я ничего не могла: мало того, что очки полностью покрылись той самой вездесущей пылью, так ещё и фонарь погас, куда-то отлетев. Да и больше всего меня тогда занимало выспрашивание у собственного организма количества переломов. Но тут мне повезло. Свалившись с высоты в пару метров и пробив спиной пол, я отделалась парой трещин в рёбрах и кучей ушибов и царапин, более серьёзных повреждений не было.
И эта временная слепота, как оказалось, неплохо уберегла мою психику. Кажется. Потому что, когда Алекс с фонариком разглядел потайную комнату, матерился он громко и совершенно не стесняясь в выражениях. Потом, правда, я голос подала, и всё внимание переключилось на меня. Потом была поездка на жёстком плече, орущий что-то в телефон Алекс и лаборатория Краста.
Рассмотреть мне её, конечно же, не удалось, зато Александр рассмотрел меня со всех сторон. В итоге ничего особо страшного не нашёл, вкатил пару кубиков какого-то обезболивающего и сказал за мной присматривать: мол, симптомы черепно-мозговой травмы страшнее головокружения хоть и не проявились, но могут показаться позже; присматривать за мной надо. Хотели папе позвонить. А смысл, если он в командировке?
Вот и пришлось Алексу со мной возиться. Как итог я в одном нижнем белье, верхняя часть которого отсутствовала, лежащая на полотенце на диване, обмазанная с ног до головы мазью и прикрытая простынкой. Так что к неудобству физическому примешивалось и психологическое — горело всё, что только могло гореть.
А Алекс ещё и развлекался:
— Ты мешаешь мне любоваться веснушками. Можешь меньше краснеть?
Кажется, кожа стала ещё горячее. Хотела гневно рыкнуть, но получилось что-то жалобное:
— Можешь перестать издеваться? — Ну вот, ещё и позорно всхлипнула. Не хватало ещё тут сопли распустить.
Настроение было не просто паршивым, оно было в минусе. Болело всё, что только может. Я устала, да и поесть бы не помешало… А он!.. Могла бы — придушила бы уже.
— Если тебе станет от этого легче, можешь представить, что я твой папа.
— Окстись! — только и прохрипела, на большее не хватило ни сил, ни дыхания.
— А что? — невозмутимо усмехнулся Алекс и оставил наконец-то в покое мою руку. — По сути сейчас именно он должен за тобой присматривать, но…
— Ну что я могу сделать?! — психанула я. — Не виновата же, что он в командировку уехал!..
Хотела ещё добавить, что военные в принципе редко дома бывают, но закашлялась, содрогаясь всем телом. И всё-таки развелась.
Алекс сразу заволновался:
— Да что такого я сказал-то?
И так он сразу в лице поменялся, что не посмеяться над ним было грешно, но… Как говорят, было бы смешно, если бы не было так грустно.
Я громко всхлипнула и — скорее для него, чем для себя — сообщила:
— Больно!.. — Но эта простая фраза не отображала всей гаммы действительности, так что пришлось пояснить: — На спине лежать больно из-за ушиба, на правый бок лечь тоже нельзя — ребро. На левом их и вовсе два! А на животе!.. — я опять выразительно всхлипнула и осеклась.
Алекс на несколько мгновений замер, ожидая продолжения. Но его не последовало.
— А с животом что?
Я стушевалась и буркнула:
— Грудь мешается.
В ответ полупришибленное какое-то мычание.
— И что, тоже болит?
Вместо внятного ответа глухо угукнула и опять залилась слезами.
Состояние — хоть на стенку лезь. И я бы лезла, если бы могла нормально шевелиться!.. А если бы могла нормально шевелиться, то и лезть не хотелось бы: не болело бы так… Чёртов замкнутый круг.