А самое обидное, что самое менее болезненное положение уже найдено! И, казалось бы, раз больше сделать ничего нельзя, остаётся только смириться. И я честно пыталась. Но не мирный я человек, вот ни капельки! Могла бы пришибла бы уже кого-нибудь. Хотя бы Алекса на зубок попробовала…
Тот будто почувствовал, что мои мысли, ставшие кровожадными, перешли на него.
— Может, я для тебя что-то сделать могу? Ну, чтобы облегчить страдания?
Я, как могла, скосила на него глаза и шмыгнула носом:
— Шею свернуть?
— Лис!
— А что? Меня бы и такой исход сейчас устроил… — Снова шмыгнула носом: никогда не умела стойко переносить боль. Отсюда и избегание активных видов спорта, велосипедов и умение передвигаться так, чтобы даже зимой на льду не падать. Но задуматься я задумалась и выдала: — Кушать хочу.
Алекс усмехнулся:
— А ты хочешь культурно покушать или совершенно некультурно обожраться?
— Желательно, конечно, второе, — не стушевалась я под внимательным взглядом. Куда дальше-то? И так настолько красная, что, как было подмечено, веснушек не видно. — Но первый вариант более близок к реальности.
— К сожалению, и первый, и второй варианты в твоём положении осуществить невозможно. — От этих слов я сникла и вздрогнула, когда меня вдруг ласково погладили по голове и поправили простынку, чтобы с плеч не сползала. — У меня есть леденцы. Будешь?
Я согласилась. Конфетка, конечно, не котлетка, но за неимением лучшего… А леденец и для оцарапанного горла может оказаться полезен… Ну, условно. Пойдёт. Я потом для успокоения собственных нервов его ещё и с попить достану. Он побегает, разомнётся, а я душу отведу и расслаблюсь.
После нескольких минут копания по разным карманам да заначкам, Алекс вернулся ко мне с уловом. Я сначала хотела подколоть его, белкой назвать. Ну, заначку сделал, а где — забыл. Или бурундуком. Не определилась до конца, с мысли сбили. Я бы даже сказала, бедняжку подстрелили ещё на подлёте. Сразили на повал одним запахом развёрнутой барбариски.
— Я не буду это есть!
Ненавижу барбариски! Просто терпеть не могу!
На лице Алекса, присевшего рядом с диваном на корточки, расцвела донельзя довольная улыбка. Я, испугавшись, завозилась и даже попыталась отползти, несмотря на многочисленные травмы.
— Аллергия?
— Примерно как на школу, — аккуратно ответила я, как никогда жалея, что не могу соврать.
— Значит, не помрёшь, — сделал Алекс вывод, прозвучавший для меня как приговор. — Одну конфетку — и я от тебя отстану.
Кажется, вот так мне мстили за моё предыдущее появление в этой квартире.
Отнекивалась и сопротивлялась до последнего, но сила была не на моей стороне. В итоге Алекс победил и таки запихнул мне в рот несчастную барбариску. Которую я почти сразу же проглотила и скривилась:
— Ну и гадость же! — Меня передёрнуло, и совсем, кстати, непритворно. Я смерила Алекса недовольным взглядом и потребовала: — Принеси мне попить.
Он выпрямился и скрестил руки перед грудью:
— Ты сжульничала.
Я ничего не ответила, но надулась от обиды и попыталась отвернуться. К сожалению, для этого надо было приподняться на руках — вся верхняя часть спины, плечи и шея мгновенно полыхнули болью — и только потом поворачивать голову. Но я даже не пикнула: взыграла уязвлённая гордость.
Яркой вспышкой промелькнули в голове воспоминания, неясные даже не образы, ощущения…
Слова сорвались с языка сами:
— Будешь издеваться и ставить непонятные эксперименты — шкуру твою я спасать больше не стану. Глядишь, проваляйся ты с месяцок в реанимации с пробитой головой, умнее стал бы.
Я почти почувствовала, как замер Алекс. Это явно было не то, что он ожидал.
— Что ты хочешь этим сказать?
Я молчала. Хотелось бы его сейчас послать далеко и надолго, и совсем не цензурно, но… Нет, так эффект будет лучше. Ответ-то, скорее всего, он сможет получить от той же Миры… Наверное. Она же предсказатель, должна разбираться в таких тонких материях. А Алекс…