Это всё, на что меня хватило. Я сбросила вызов, проигнорировав явно встревожившуюся девушку. Надеюсь, она расслышала сказанное мной.
Обессилев, привалилась, сгорбившись, спиной к ящику. На руку, всё ещё сжимавшую телефон, упало несколько горячих капель.
А на улице, как назло, пошёл первый снег… Я опять была права.
Глава 3. Больные фантазии
15.10. Вс
Было неуютно. Стул жёсткий и неудобный, стены серые и неприветливые, свет слишком яркий, а наручники… Сам факт их наличия на моих руках — уже страшное неудобство. Страшное и обидное.
Я устало прикрыла глаза и повторила уже в сотый раз:
— Да, это был мужчина. Высокий очень и массивный. Нет, там было слишком темно, чтобы я могла разглядеть лицо.
Я устала. Ночь плавно перешла в утро, даже те несколько полицейских, которые без конца где-то сновали, откровенно зевали. Я же, как попугай повторяла одинаковые ответы на одинаковые вопросы, и мечтала оказаться дома. Парнишка, стажёр видимо, потратил уже вторую ручку на протокол, но дело с места не сдвинулось ни на миллиметр.
Сначала меня чуть не пристрелили, когда я неловко шевельнулась за этим грёбаным ящиком (если так подумать, то он мне жизнь спас), потом с горем пополам в четыре здоровые мужские руки выковыряли, чуть не сломав, мою ногу из дыры притащили в участок… Всё это происходило, когда новый день только наступал предыдущему на пятки, сейчас же занимался рассвет.
А перед глазами, едва стоило прикрыть веки, вставала ужасная картина. Как назло, когда меня уводили из заброшенного дома, из-за облаков выглянула луна. И осветила обшарпанную комнату. Потёки крови; окровавленную бензопилу, почему-то брошенную на месте преступления; свежие, кажущиеся чёрными пятна на стене… И запах. Он намертво врезался в память. Тяжёлый, солоноватый и какой-то гнилостный. Запах смерти. Из-за него поднимались волоски на теле, неприятный холодок проходился по спине, заставляя ёжиться, и…
В голове не укладывалось, что Машка, с которой мы собирались посмотреть новый сериал, которая оставила себе кусочек пиццы «побольше и повкуснее», чтобы съесть позднее… С которой я сидела за одной партой и у которой я без зазрения совести списывала не сделанную из-за ночного бдения над книгой домашку… Что эта самая Машка лежит на грязном полу полуобвалившегося дома выпотрошенной куклой и таращит невозможно голубые глаза в потолок. И не пересмотрит в тысячный раз она свой любимый фильм, не разбудит ранним звонком, спеша поделиться очередной сомнительной затеей…
Хотя не думаю, что её оставили там. Но и мысль о характерном чёрном пакете и труповозке облегчения не принесла. Труп… В голове не укладывается.
Дверь противно скрипнула, пропуская кого-то в серую комнату, вырывая из тягостных мыслей. И не узнать эту долговязую фигуру было невозможно.
— Алексей Р-романович Тёмный, — протянула я, зачем-то растянув «р». Голос прозвучал хрипло, в нём прорезались первые истеричные нотки, и я замолчала. Отец всегда говорил: «Хреново — терпи. Не показывай свою слабость на людях. Дома — хоть увойся, я лично сопли подотру при необходимости».
И я терпела. Опять прикрыла глаза, с каким-то мазохистским удовольствием рассматривая перед внутренним взором жуткую картину. Я знала, что никогда не смогу этого забыть. Как и смириться.
Скрипнули железные ножки стула, когда Алексей занял место напротив. Хлопнула о стол издевательски жёлтая папка.
— Алисия Миронова, — не в пример мне невозмутимо отозвался Тёмный.
В этой комнате с серыми стенами и старым выцветшим линолеумом на полу он смотрелся органично. Весь какой-то сумрачный, жуткий. Из-за слишком яркой лампы, висящей прямо над чёрной растрёпанной макушкой, глаза казались тёмными провалами. А сероватая светлая кожа почти сливалась по цвету со стенами.
И, главное, весь такой собранный, аккуратный, аж бесит. Чёрная рубашка, такие же чёрные брюки, до блеска начищенные ботинки.
— Я бы пожала Вам руку, но, боюсь, не могу.
Я выразительно звякнула наручниками, поведя плечами. Руки давно затекли, а мне так и не сказали, почему заковали, как преступницу. Говорить никто не хотел, в глаза смотреть избегали, только задавали бесконечные вопросы. Одни и те же, по кругу.
— Твоё дело передано мне. — Он окинул меня внимательным взглядом и неожиданно жёстко усмехнулся: — Но оно уже раскрыто.