А Кир поражался тому, какой уютной и обжитой стала его холостяцкая кухня. Теперь здесь всегда было прибрано, серебрились бока начищенных кастрюль, влажное полотенце, пропущенное через ручку духовки, висело, как приспущенное в знак окончания очередного трудового дня знамя, слабо пахло свежей сдобой, а над чашкой чая висел завиток пара. Кир довольно хмыкнул и полез под раковину.
– Автор «Книги вымышленных существ», уроженец Аргентины, – прочитала вслух Настя.
– Хорхе Луис Борхес, – воюя с липкой бумагой, отозвался Кир.
Кое-как отделавшись от клейкого комка, он посмотрел в мусорное ведро, подумал и потащил его к выходу. Проходя мимо ванной, за дверями которой вместо того, чтобы готовиться ко сну, все возилась и щебетала неугомонная парочка, Кир постучал. Тут же в ответ щебет стих, и в наступившей тишине деловито заработали зубные щетки. Кир покачал головой, улыбнулся и вышел из квартиры.
Он уже собирался опрокинуть ведро в окошко мусоропровода, как вдруг что-то привлекло его внимание. Кир принялся копаться в картофельных очистках и так увлекся, что не заметил, как пролетом ниже остановился лифт, и супружеская пара вышла на лестничную площадку. Мужчина и женщина, до этого о чем-то оживленно спорившие, застыли, наблюдая за соседом, самозабвенно потрошащим мусорное ведро. Наконец оба обменялись многозначительными взглядами и дружно откашлялись. Поскольку на Кира это не произвело ни малейшего впечатления, мужчина шагнул вперед и препротивным голоском произнес:
– Здравствуйте, уважаемый Кирилл Александрович. Потеряли чего?
– Здравствуй, здравствуй, кобель старый, – не поднимая головы, поприветствовал соседа Кир.
Женщина возмущенно засопела, мужчина вдруг помрачнел, опустил голову и торопливо двинулся к дверям квартиры.
– Жо-ор! Ты куда? – загудела ему вслед жена. – Вы чего это себе позволяете? – обернулась она к Киру. – Жук помоевый!
– Помойный. Жук помойный, – поправили у мусоропровода.
Кир наконец выудил заинтересовавший его предмет и теперь внимательно его рассматривал. Это был старый октябрятский значок, невесть как залетевший в его ведро: пять красных эмалевых лучей и головка ребенка-вождя в середине.
– Это ты своего мужа лучше спроси, что он себе позволяет, пока ты катаешься на вашу вонючую дачку проверять сундуки и форточки, – обращаясь к Володе Ульянову, произнес он.
– Что-о-о?! – тремя баранками округлились глаза и рот женщины.
Сосед изо всех сил царапал ключами личинки замков, но дрожащие руки подводили, и он все промахивался.
– Валь, а Валь, иди домой, – сорвавшись в фальцет, нервно приказал он.
– Как это, домой? – не поняла супруга.
– Так! Домой, я сказал! – взвизгнул мужчина. – Быстро!
– Я что тебе, собака? – подбоченясь, пошла на него женщина, – я, типа, вообще не поняла…
– Вот именно, – подначивал Кир. – «Типа, живем душа в душу…» Ай-яй-яй. А ведь взрослые люди, у самих дети растут. Какой же вы им пример подаете? И как только не стыдно… Разврат и никакого уважения к институту брака. Тоже мне, семья называется!
Муж одолел наконец замки, затолкал упирающуюся супругу в квартиру и захлопнул дверь. Кир спрятал значок в карман и, потирая руки, прислушался к звукам скандала, нараставшим, подобно грохоту взлетающего самолета.
– Деда, деда, ты где? – внезапно раздалось сверху.
Девочка высунулась из-за двери.
– Мы уже готовы. Иди скорее!
– Иду, иду. Не стой на сквозняке.
Кир коленом обрушил крышку мусоропровода. Содержимое ведра устремилось вниз по трубе, дом, как прожорливый великан, проглотил подачку, металлический кишечник заурчал, а Кир, спрятав звездочку в карман, зашаркал восвояси.
Вскоре, распространяя запах хорошего мыла, он уже сидел в детской на полу между постелями.
– Ее зовут Лилит. Душа ночи, подруга Луны, прекрасная молчаливая женщина с черными, рассыпанными по плечам волосами. Как и все, пришедшее из ночных глубин, она манит и отталкивает, пленяет и пугает одновременно. Одни грезят ею и посвящают ей стихи, другие приписывают страшные злодеяния и вешают обереги, защищая от Лилит дом. Про нее говорят, что она была первой женщиной – женой Адама. Бог сотворил их обоих из праха, но Лилит, считая себя равной мужу, не захотела подчиниться ему и покинула Эдем. Ева, появившаяся ей на смену, стала женой и подругой, «…простою женщиной без божеств». Она была понятна, понятлива и послушна, только до чего все это довело… Правда, не сразу, и, пока Адам и Ева еще не ели яблок и в согласии и счастье жили в волшебном саду, изгнанная Лилит летела сквозь свою бесконечную небесную тьму в призрачном свете верной подруги Луны, и сердце ее страдало. Бог не простил, муж нашел себе другую, а следом за ней спешили три ангела, суля ей наказание. Лилит уже знала, что ее божественных детей будут умерщвлять, что сама она от горя и отчаяния начнет в ответ истреблять человеческих младенцев и превратится в проклятье для всех матерей земли. И люди на земле не догадывались о том, что пока они спят в своих постелях, тревожная тень парит над ними и навевает одним страшные сны, а другим – сладкое забытье…
Заметив, что убаюканные его рассказом дети приобняли подушки, глазки их затуманились, а дыхание стало глубоким и ровным, Кир умолк.
– Ну, все, хватит на сегодня… – пробормотал он и встал.
Его огромная тень протянулась по полу детской, сломалась в поясе и накрыла полстены. В рисунках обоев мерещились морды хищных зверьков с высунутыми язычками в раскрытых пастях. В листьях комнатных растений гулял ветерок, и гудела не спящая зимняя мушка. Кир осмотрелся и прислушался. Словно сонм невидимых существ стрекотал в воздухе детской прозрачными крылышками, навевая сны и прогоняя прочь взрослых и бодрствующих.
– Спокойной ночи, – прошептал он, целуя мальчика в теплый лоб.
– Спокойной ночи, – пробормотал тот.
– Угу, – совой ухнула девочка из своей постельки.
– Инга, деточка, не «угу», а «спокойной ночи», – дотрагиваясь губами до ее лба, прошептал Кир.
– Спокойной ночи, – послушным эхом отозвалась та.
– Приятных сновидений, – Кир приглушил и без того неяркий ночник и вышел из комнаты.
На несколько мгновений его объемная фигура встала в освещенном прямоугольнике электрического света и превратилась в плоскую, словно вырезанную из черной бумаги. Как только Кир прикрыл за собой дверь, стали слышны и ветер за окном, и шелест редких снежинок, ночными бабочками царапавших стекло, и то, как где-то хлопнула чужая форточка, и в глубине дома тихо тренькнул телефонный звонок.