Стоя потом под душем, Игнат подумал о том, что архаичное «познать женщину» заводило слишком далеко. Вместо того, чтобы просто и с удовольствием переспать с подружкой, похотливый мужчина обрушивался в бездну таинственных и опасных прелестей. И кто сейчас сможет с уверенностью сказать, что узнал бедняга Адам, первым заглянувший по ту сторону зрачков любимой? И чего ему не простила разоблаченная Ева? Или Лилит?
Игнат смыл с себя щедрый слой мыльной пены с ванильным запахом. Еще в юности он понял, что его совершенно не возбуждает порнография. Наблюдая за ритмичными действиями профессионалов, он испытывал лишь отвращение, происходящее казалось ему абстракцией, акробатикой эмоциональных мертвецов. Все было продуманно, просчитано, определенное количество вскриков и стонов приводило к выводу из организма определенного количества жидкости, все предсказуемо начиналось и запланированно заканчивалось. Однако со временем Игнат убедился, что не только великая Любовь, но и хорошенькая девчонка могла помочь приятно провести время и скрасить вечер.
Да и что, если разобраться, он узнал об Инге, впервые проведя с ней ночь? Как пахнет ее кожа вначале и как полыхает она в конце, каким страшным огнем наливаются безумные глаза в преддверии финала, каким чужим и удивленным взглядом смотрит она на него, вернувшись из глубин наслаждения, в которых они только что побывали вместе?..
Ударом ладони Игнат выключил душ и сорвал с крючков полотенце. К черту! Возможно, обмениваясь жидкостями со многообещающим названием «секрет», они оба и разбазаривали все свои тайны, но у него в результате так и не осталось ни одного ключа, ни малейшего представления о том, кто она есть на самом деле. Чего она хочет, о чем думает, чего ждет, чем полны ее воспоминания, сны и мечты. Игнат ничего не знал о своей жене, кроме того, что она сама могла ему рассказать. А слова всегда были неправдой. И Игнат очень скоро оказался в ловушке: не верил тому, что слышал и не знал того, о чем она молчит. В конечном счете, у него остался один выход – решить самому, кем была его зеленоглазая принцесса: темным демоном или обычной девушкой, начитавшейся в детстве сказок. Игнат заколебался и проиграл. Принцесса ускользнула, умножая печали и тайны, а он… что он? Купил новую кровать (старую собственноручно сломал и выкинул из дома) и принялся одну за другой завлекать в нее малознакомых женщин. Сейчас там лежала девушка с летним именем Зоя. Что он знал об этой златовласке? Ничего.
Так и не вытершись толком, Игнат вышел из ванной и зашлепал босыми ногами в сторону шкафов, выдергивать ящики и искать униформу. Трусы, носки, рубашка, брюки, ремень, пиджак, галстук… Нет, к черту галстук, и так сойдет! Полностью готовый, словно завернутый в подходящую случаю упаковку, он появился на пороге кухни. Зоя пила кофе, сидя за столом у окна.
– Как ты долго, – улыбнулась она. – Садись. Все остынет.
Игнат посмотрел на поджаренные хлебцы, на трехглазую яичницу, украшенную зеленью и помидорами, на стакан, запотевший от холодного сока, на женщину, обхватившую тонкими пальчиками кофейную чашку, и вдруг, ничего не говоря, развернулся и направился к выходу.
– Как? Ты уже пошел? – донеслось до него, прежде, чем он успел захлопнуть за собой дверь.
– Пошел, пошел, – то ли запоздало отвечая на вопрос, то ли подгоняя неторопливый лифт, бормотал он, отирая испарину, предательски выступившую на висках.
Путаясь в рукавах пальто и поглядывая на незашнурованные ботинки, он постарался успокоиться и даже слегка улыбнулся незнакомым людям, заходящим в кабину ему на смену. Затем стремительно вырвался из подъезда, кивнул осоловевшему ото сна Никите и сел в машину, глядя прямо перед собой в одну точку, словно канатоходец, удерживающий равновесие, чтобы не сорваться. За ним, не отставая, как воздушный змей на веревочке, гналось воспоминание о том, как совсем другая женщина сжимала пальцами чашку с кофе и сидела в той же позе на табуретке у края стола на этой чертовой кухне.
– …правом, данным мне городской властью, я объявляю вас мужем и женой, – голос чиновницы районного загса был сладким, как березовый сок, – помните, что теперь вы несете ответственность друг перед другом и перед государством, которое в вашем лице приобрело новую семью, новую ячейку общества…
Инга не выдержала и прыснула. Игнат тоже не утерпел и подавился собственным смешком. Звук получился настолько неприличным, что оба захохотали в голос. Церемония была испорчена, и дама-распорядитель обиделась не на шутку. Пришлось минут двадцать убить на извинения и уверения в том, что они сорвались от переполнявшего их чувства, стоя на пороге счастливой семейной жизни.
– Но, брачующиеся… – с укоризной произнесла чиновница, и опять все началось сначала.
Кое-как примирившись с земной инстанцией счастливых союзов, Инга и Игнат убежали из загса, выпили бутылку шампанского в парке и, едва не опоздав, прыгнули в уходящий к морю поезд.
Внезапно машину дернуло, Игнат качнулся вперед и едва не ткнулся лицом в подголовник переднего сиденья.
– Тьфу ты, козел поганый! – негромко выругался Никита. – Простите, Игнат Андреич, – повернулся он к начальнику, – подрезал, гад, еле успел затормозить. А то бы нам сейчас полкапота разворотило.
Игнат кивнул и проводил взглядом сверкающие бока новенькой иномарки. Наглый водитель, козырные номера – эти ребята ездят по городу как дети на велосипеде по своей безразмерной квартире. Он пожал плечами и откинулся на сиденье. По старой привычке Игнат обратил внимание на номер машины. 323. Год смерти Александра Македонского – память без всякого усилия вытолкнула на поверхность неоперативную информацию. И тут же опять заныло сердце. Это была их с Ингой старая игра.
Они тогда встречали кого-то то ли в аэропорту, то ли на вокзале. Прибытие все откладывалось, и они уселись в кафе с видом на заставленную автомобилями площадь. Игнат клевал носом над газетой, Инга цедила сок через трубочку и посматривала в окно.
– 735! – внезапно произнесла она. – 735 год до нашей эры – основание Рима!
– Что? – очнулся Игнат.
– В 735 году основали вечный город, – повторила Инга.
– Нет, это я понял. С чего ты вдруг об этом?
Инга кивнула в сторону подъехавшего к бордюру такси.
– У него номер 735. А вон тот, смотри, там, у остановки, видишь, какой-то оранжевый драндулет с номером 881. Если прибавить единицу, получится год смерти Достоевского. 1881.
– Хм, – Игнат с удивлением посмотрел в окно, потом на Ингу, – неплохо. А еще можешь?
Инга подперла рукой подбородок и придвинулась ближе к стеклу.
– Та-ак, – протянула она, обводя взглядом парковку. – Ну, вот, например, 079, маленький грузовик, «газель». Слева, под навесом. 79-й год гибели Помпеи. Помнишь, Везувий, извержение, реки лавы, горы пепла, сначала Геркуланум, потом Помпеи, потом картина Брюллова. Или вон там – «мерседес» с номером 623. В 623 году родился Сиддхартха Гаутама.
– Кто-кто? – переспросил Игнат.
– Будда, дурак! – Инга постучала пальцем по лбу.
Игнат не обиделся. Ну, разве что самую малость.
– Ладно, – сказал он, – Помпеи, Будда… это понятно. А вот скажи мне, – он прищурился, ища подходящую комбинацию. – Скажи мне что-нибудь о номере… номере… – его взгляд остановился на черном «опеле» с поцарапанными дверями, – 167!