– Простите, я не специально, – промолвила я.
– Знаю, что не специально. Как правило, ученики вашего факультета не способны подчинять свою магию до нормального уровня, – ответил он, – что ж. Вы извинитесь перед преподавателем и всей группой, а также неделю будете работать в саду, помогая миссис Адельмани. Начнете завтра же.
Я сжала кулаки, даже декан факультета смотрит на нас свысока!
– Вы должны знать, что мадам Адельмани ничему не учит нас и не объясняет. Мы просто каждое занятие копаемся в земле и ничего не учим, это и возмутило меня! – выпалила я.
– Вот как? – вздернул бровь декан, – я обязательно с ней поговорю, но ваше наказание никто не отменял.
– Конечно, лорд-декан, – кивнула я.
– Можете идти, письмо вашей бабушке будет направлено сегодня же, – ответил декан и мое сердце испуганно сжалось в предвкушении чего-то ужасного.
Мужчина отворил передо мной двери одним взмахом руки и окликнул своего секретаря:
– Вызовите мадам Адельмани, – распорядился он.
«Ну, зато ведьма получит по заслугам»,– подумала я, покидая деканат.
В тот же вечер я сидела в своей пустой комнате, хлюпая носом. На тумбе лежала механическая телеграмма, из раскрытой сферы вырывалось изображение с посланием. Лицо бабушки нависло надо мной в такой близости, что, казалось, сейчас раздавит.
«Откройте глаза, чтобы сообщение продолжилось» – гласила табличка на картинке магической телеграммы, но я не хотела больше этого слушать.
Леди Адалин зачитала письмо отца семейства насчет помолвки с племянником маркиза Рансереса, цитируя самые неприятные строки вроде «не лучшая кандидатура герцогу и вообще мужчине». А затем наговорила столько гадостей, что это едва ли могло уместиться в голове за один раз. Утирая слезы, я жмурилась изо всех сил, не желая подчиниться хотя бы этой бездушной телеграмме, которая никак не хотела оставить меня в покое и продолжала пищать. Дверь хлопнула, за спиной послышались шаги:
– Выйди, я досмотрю, – рука Виданы легла на мое плечо.
Я закрыла дверь, в комнате тут же раздался властный голос графини, холодный, подчеркнуто высокомерный тон вещал неприятные прорицания моего будущего, отошла от двери подальше и уставилась в окно.
Как и говорила графиня, даже магически пустому увальню с отвратительными манерами я была не нужна. В имении Одсхил тоже не желали видеть меня долго, потому я решила в ближайшие выходные осмотреться на улицах город – вдруг есть шанс найти работу?
Дверь моей комнаты отворилась, оттуда высунулась рыжая шевелюра:
– Теперь я тоже боюсь твоей бабушки, – призналась Видана и я невольно улыбнулась.
Ночью, лежа без сна, я все пыталась придумать, чем бы могла заняться, мысли сбивались в кучу и вертелись однообразно, большинство работ, что я знала, требовали магии, а остальные я просто не умела выполнять.
– Ты спишь? – раздалось в ночной тишине.
– Нет, – призналась я.
– Знаешь, что, если я открою кондитерскую, приходи ко мне работать, – вдруг предложила Видана.
– Спасибо, Види, – ответила я и немного помолчав, спросила то, что беспокоило меня весь день, – почему коркросс так тебе нужен? Кто твой брат?
– Эх ты, темнота, – вздохнула девушка. – Бер Аулицер, мой старший брат, был лучший ударник нашего королевства, команда шесть лет с ним выигрывала, – рассказала Види.
– Был? Он что, умер? – испугалась я.
– Да нет, женился и разжирел в два раза, какой теперь из него ударник, – ответила Видана, – он уже слишком старый для коркросса, вот и не играет больше. Зато мне все детство рассказывал о турнирах, о славе, тренировал меня наравне с братьями, даже, если папа злился. Я всегда мечтала поиграть в коркросс на настоящем поле, перед настоящими зрителями, пусть хотя бы в академии, – призналась она, и мы замолчали.
– Види? – нарушила тишину я.
– Что? – отозвалась соседка.
– Я стану самым плохим балансиром, но ты поиграешь, – пообещала я.