Вот только соединить адептов с самым сильным даром и тех, кому магия едва ли подчинялась, было не просто ошибкой, а настоящим издевательством. Посмеиваясь над нашими попытками, стихийники выполняли задания за секунды и еще успевали вдоволь позлословить. Но, наше достоинство никого не волновало, потому мы вошли в небольшую аудиторию и уселись поближе к столу старушки-преподавательницы, здесь на издевки у стихийников было меньше шансов.
– Если бы не стихийники, я бы обожала это занятие, – озвучила мои мысли Види.
– Угу, вон они, плетутся уже, – пробормотала я, увидев еще издали белоснежные волосы Абеля Вельфа, что шел в компании нескольких парней и девушек.
У меня было сто причин его недолюбливать, после того что его семья сделала с моей. А он, вместо того чтобы хотя бы не замечать меня из уважения, что я веду себя прилично и держу себя в руках, наоборот всячески выпячивался. Гадкий тип обожал насмехаться, самые злые шуточки обычно слетали именно с его пухлых губок – такой красивый снаружи и такой неприятный внутри.
Но самое печальное, что он не только шутил. На прошлом занятии он намеренно помешал одному из наших парней поднять в воздух кубок. Когда старушка-профессорша отвлеклась, зловредный водник наколдовал в пустом кубке воду, и та пролилась на беднягу, когда под тяжестью воды кубок рухнул. Все стихийники тогда так гоготали, даже мой брат. Гереон в общем-то усиленно делал вид будто знать меня не знает и вопреки разуму, кажется, старался понравиться будущему королю.
Занятие началось. Все уже уселись, на партах перед нами лежали какие-то куски старой, выцветшей ткани, двери отворились:
– Добрый день, адепты, – тихо промолвила старенькая профессор, медленно подбираясь к своей трибуне и поправляя на ходу очки с самыми толстыми стеклами, что я когда-либо видела.
Стихийники уже посмеивались, один из них посчитал уместным передразнивать преподавателя и, кривляясь, поправлял невидимые очки.
– Сегодня мы будем учиться возвращать вещам изначальный, новый вид, это очень полезное заклинание, – поясняла профессор, медленно вынимая из-под трибуны образец.
В ее руках оказалась старая кукла, платье ее было застирано и выцвело, а яркая краска на личике потрескалась и поблекла.
– Делаем легкий взмах руки, представляем это платье новым и повторяем про себя или, если не выходит, вслух «рэноварэ»! – подул легкий ветерок, ткань всколыхнулась, и преподаватель одним изящным движением восстановила платье куклы. – Вот так, начинайте, леди и господа!
Мы с Види взялись за свои лоскутки, терпеливо бормоча заклинание, но ничего не выходило, у некоторых стихийников получилось быстро, и теперь они с интересом наблюдали, как мы стараемся и тихо посмеивались, передразнивая кого-нибудь. Вдруг лоскуток на какой-то парте загорелся, преподаватель поспешила к нерадивому огневику:
– Осторожнее, юноша!– воскликнула она, наложив безвоздушный полог, – я схожу вам за новым лоскутком, а вы пока не шумите, – попросила профессор и потихоньку направилась к двери, ходила она очень медленно.
Дверь за преподавательницей затворилась, не предвещая ничего хорошего.
– Рэноварэ! Рэноварэ! – громко повторял парень из нашей группы, отчаянно размахивая рукой и очевидно, сильно увлекшись процессом.
– Кричи громче, Гримли, может, удастся превратить твою дряхлую карету в золотую, – хихикнул Абель.
Парень из нашей группы замер, краснея:
– И чем тебе не понравилась моя карета? – не отступал он.
– Серьезно? – удивленно озираясь на своих слушателей воскликнул Вельф, все ловили его движения, только светловолосый парень, что был его камердинером, оставался напряженным, кажется, смущаясь за поведение своего господина. – Вы не видели, на чем Гримли приехал в академию? У его родителей не хватило средств нанять даже нормальную упряжку! Я такой развалюхи лет сто не видел! – продолжал шутник, девушки и парни смеялись над беднягой.